Смертельная белизна - Джоан Роулинг (2019)

Страйк, не прекращая строчить в блокноте, промычал что-то нечленораздельное, а потом сказал:

– Да, все это очень хорошо, если относится к делу.

– Что значит «если относится к делу»?

– Да то, что Рафаэль помчался в Оксфордшир, чтобы не дать Кинваре сбежать с фамильной драгоценностью, – эта версия будет понадежней, чем россказни о предотвращении самоубийства, – сказал Страйк, – но я по-прежнему считаю, что нам открыли не все.

– Почему ты так думаешь?

– По той же причине. Если Кинвара ненавидела пасынка, с какой стати Чизуэлл стал бы посылать к ней именно Рафаэля? Неужели кто-то считал, будто Рафаэль лучше владеет даром убеждения, чем, скажем, Иззи?

– Ты невзлюбил Рафаэля или я чего-то не понимаю?

Страйк вздернул брови.

– У меня он не вызывает никаких эмоций личного свойства – ни в ту ни в другую сторону. А у тебя?

– Какие могут быть эмоции? – с излишней поспешностью ответила Робин. – А что это за версия, которую ты упомянул перед приходом Тиган?

– А, вот ты о чем, – сказал Страйк. – Возможно, это пустое, но я вспомнил пару фраз, сказанных тебе Рафаэлем. И невольно призадумался.

– Каких фраз?

Страйк процитировал.

– Не усматриваю в этом ничего существенного.

– Возможно, если брать все по отдельности, но попробуй свести это воедино с тем, что сказала мне Делия.

– Что конкретно?

Но даже когда Страйк напомнил ей слова Делии, Робин осталась в замешательстве.

– Не вижу связи.

Страйк встал, ухмыляясь:

– А ты пораскинь мозгами. Я сейчас буду звонить Иззи – пусть знает, что Тиган проговорилась насчет виселиц.

Он затерялся среди толпы в поисках тихого места, откуда мог бы сделать звонок, оставив Робин с ее уже теплым шампанским, которое она задумчиво раскручивала в миниатюрной бутылочке. Мучительные попытки соединить разрозненные сведения не дали результатов; через несколько минут она сдалась и с наслаждением подставила лицо ветерку, который ласково трогал ее волосы.

Несмотря на усталость, рухнувший брак и совершенно обоснованные дурные предчувствия насчет предстоящих раскопок в ложбине, сидеть здесь было приятно. Ее обволакивали запахи ипподрома: мягкий пьянящий воздух с беговых дорожек, дух лошадей и кожаной упряжи, шлейфы духов, тянувшиеся за женщинами в сторону трибун, и аппетитный дымок из фургона, где готовили бургеры из оленины. Впервые за минувшую неделю Робин почувствовала настоящий голод.

Она взяла со стола пробку от шампанского и стала крутить ее в пальцах, вспоминая другую пробку, ту, которую сохранила со дня своего совершеннолетия: тогда на каникулы приехал домой Мэтью с толпой новых друзей, включая Сару. Оглядываясь назад, Робин понимала, что родители хотели устроить большое торжество, когда ей исполнился двадцать один год, чтобы компенсировать несостоявшийся праздник по поводу ее выпуска.

Страйк задерживался. Возможно, подумала Робин, Иззи выдавала ему дополнительные подробности, раз повод к шантажу все равно перестал быть секретом, или же просто не хотела, чтобы он вешал трубку.

Хотя Иззи – не его тип женщины.

Эта мысль слегка пугала. Робин стало не по себе от таких раздумий и еще более неловко, когда эту мысль вытеснила другая:

Все его подруги – красавицы. A Иззи – отнюдь.

Страйк привлекал на редкость эффектных женщин, при его-то медвежьей внешности, при его волосах, которые – она сама слышала – он называл «лобковыми».

А я – готова поспорить – выгляжу кошмарно: это была очередная непрошеная мысль. Садясь утром за руль, Робин знала, что у нее бледное, опухшее от постоянных слез лицо. Раздумывая, реально ли успеть найти туалет и хотя бы причесаться, она увидела идущего к ней Страйка, который держал в каждой руке по бургеру из оленины, а в зубах – квитанцию о сделанной ставке.