Сёгун - Джеймс Клавелл (2017)

– Я знаю, что делать! – Родригес с размаху грохнул кулаком по планширу, вскочил и повернулся к борту спиной. – Слушайте, отец, слушайте мою исповедь! В первую ночь – самую первую ночь – на галере, когда мы вышли из Андзиро в море, он стоял рядом со мной возле борта. Сердце тогда подсказывало мне, что его нужно убить. И еще раз, во время шторма. Господи Иисусе, помоги мне! Я послал этого сукина сына на нос и умышленно отклонился по ветру без предупреждения, чтобы утопить его, – он не был привязан страховочным концом, но англичанин не упал за борт, как случилось бы с любым другим. Я подумал, это перст Божий, и еще больше укрепился в уверенности, когда позже он выказал себя умелым рулевым и спас мой корабль. И потом, когда судно оказалось в безопасности, а меня смыло волной и я пускал пузыри, моей последней мыслью было, что это Божья кара за попытку его убить. «Ты не должен был так поступать с капитаном – он никогда бы так не поступил!» Я заслужил это. А после, когда я остался жив, а он склонился надо мной, чтобы дать мне напиться, я был пристыжен, и снова просил прощения у Бога, и клялся, дал священный обет помочь ему. Мадонна! – Он запнулся, испытывая сильнейшие душевные муки. – Этот человек спас меня, несмотря на то что я неоднократно пытался его убить. Я видел это по его глазам. Он спас меня, помог выжить, а сейчас я собираюсь его уничтожить.

– Почему?

– Генерал-капитан был прав: только чудо спасет нас, если англичанин выйдет в море на «Эразме», вооруженный, с мало-мальски приличной командой.

Блэкторн и Марико спокойно спали в ночной тиши маленького домика, одного из множества строений, составлявших постоялый двор «Камелии» на Девятой Южной улице. В каждом таком домике было по три комнаты. Марико вместе с Тиммоко занимали одну комнату, Блэкторн – другую, а третья, которая имела выходы на веранду и улицу, пустовала, выполняя роль столовой и гостиной.

– Вы думаете, это безопасно? – тревожился Блэкторн. – Не лучше ли, чтобы здесь спали Ёсинака, служанки или охрана?

– Нет, Андзин-сан. На самом деле нет никакой опасности. Будет приятно побыть одним. Этот постоялый двор считается самым красивым в Идзу. Здесь чудесно, не правда ли?

Это было правдой. Каждый маленький домик на сваях окружала веранда, на которую вели четыре ступени, все из прекрасного дерева, отполированного до блеска. Каждая постройка стояла отдельно, в пятидесяти шагах от других, в окружении собственного ухоженного садика, в пределах большого сада, обнесенного высокой бамбуковой стеной. Здесь были устроены ручейки, маленькие прудики с лилиями и водопады, попадалось много цветущих деревьев; одни сильнее пахли днем, другие – ночью, но все распространяли райское благоухание и радовали глаз. Чистые каменные дорожки, заботливо снабженные навесами, вели к ваннам, холодным, горячим и очень горячим, питаемым природными источниками. Разноцветные фонари, вышколенная прислуга, разговаривающая вполголоса, чтобы не заглушать шум деревьев, журчание воды и пение птиц.

– Конечно, я попросила два домика, Андзин-сан, – один для вас и один для меня. К сожалению, свободен был только один. Ёсинака даже порадовался, что ему не придется распылять людей. Он поставил часовых на каждой тропинке, так что мы в безопасности, никто нас не побеспокоит, как бывало в других местах. Что плохого в том, что у нас одна комната здесь, одна там, а Тиммоко делит со мной спальню?

– Действительно, ничего. Я никогда не видел такого красивого места. Как вы умны и как красивы!

– А вы так добры ко мне, Андзин-сан. Примем ванну, потом поужинаем – можно будет выпить саке сколько угодно.

– Прекрасная перспектива на вечер.

– Отложите свой словарь, Андзин-сан, пожалуйста.

– Но вы всегда заставляете меня заниматься.

– Если вы отложите вашу книгу, я… я открою вам одну тайну.

– Какую?

– Я пригласила Ёсинака-сана поужинать с нами. И нескольких дам. Чтобы немного развлечься.

– О!