– Семь, восемь. Сюда ставь, сюда. Следующий. Девять, десять. Поставил – и гуляй.

Они сдавали кому-то эти патроны. Все двадцать цинков – они их сюда привезли не для того, чтобы орденские могли держать оборону. Все, что требовалось от них – доставить двадцать тысяч патронов и передать их кому-то. Вот и все задание.

– Одиннадцать, двенадцать.

Артем слышал: одиннадцать, двенадцать. Его уже очередь подходила. Одиннадцать. Это же кролики. Куда они побегут. Двенадцать. А сдохнешь снизу. Тринадцать, смирные кролики, четырнадцать.

Он положил свои две коробки на пол. Неверной рукой потыкался в карманы, в разгрузку. Вытащил. Промахнулся мимо кнопки.

– Следующий! Ты где там застрял?

Маленький фонарик вместо трафаретных букв залез Артему в глаза – так же, как револьверный ствол ему в ухо лез.

Тогда Артем поднял против него свой собственный фонарь – увесистый, длинный, в миллион свечей – и щелкнул выключателем.

В жестком миллионном луче видно было, что он усох, побледнел, сморщился, пока возвращался с того света – но вот он был тут, и стоял уверенно, широко расставив толстые ноги, одной пятерней хозяйски грабастая поднесенные ему зеленые цинки, а другой – закрывая себя от света. Отчаянно застреленный Артемом – и ничуть не убитый его сопляцкими пульками. В новой красноармейской форме, на заказ пошитой под его бычье туловище.

Глеб Иванович Свинолуп.

Глава 18

Служба

– Ты какого хера творишь?!

Летяга врезал по фонарю, жирный луч сделал сальто, хлестнул по лишним лицам, обнаружил стены, пол, потолок – все тут, оказывается, имелось. Какой-то коридор, какая-то дверь, какие-то люди. Люди жмурятся, матерятся. Двое во вспышке проявились подле друг друга: знакомые будто Артему. Один – брыластый, лысеющий и машинкой остриженный по серебристым вискам, в офицерском бушлате. Другой – остроносый, под глазами мешки, волосы темные уложены, откуда бы его Артем знал, как во сне встречались…

Пока фонарь в угол укатывался, Артем успел ухватить автомат, а наставить на Свинолупа не успел – вцепились и в руки, и в автомат, и разорвали в разные стороны; погас свет; в черноте навалились на два вроде бы знакомых красных силуэта разные незнакомые, прикрывая тех собой от пуль.

– Это красные! – захрипел Артем. – Пусти! Мы красным патроны привезли! Это красные!!!

– Тихо. Тихо-тихо…

– Это что за говно у вас развыступалось? А?!

Ладонь в беспалой кожаной перчатке – Летягина – заткнула его, на вкус как ружейное масло, соляра, порох и старая кровь. Артем вцепился в нее зубами, задергался, закричал забитым ртом непонятно что. Зря грыз – у Летяги нервов нет. Сорвали прибор со лба, ослепло ночное видение.

– Не тъожь его! – Лехин голос, и Лехиного автомата перещелк. – Сава, наших бьют!

– Отпустили! Отпустили его! – это Савелий уже. – Всех положу сейчас!

– Дамир… Омега…

В черноте крякнуло, хныкнуло, забулькало передавленным горлом, полыхнула очередь – в потолок, захрипел кто-то, завырывался, исступленно заголосил.

– Кончать? – прерывисто дыша, спросили в темноте.

– А у вас тоже не все гладко, – гыгыкнул невидимый Свинолуп. – А, спецура?

– Нет. Не сейчас. Сюда их, за мной, – Летягин бас.

– Полкан сказал, если будут чудить…

– Я в курсе, что полкан. За мной их!

– Это что было? – голос знакомый, не Свинолупов, а такой – усталый, ленный; от этого голоса встает перед незрячими глазами бордель, занавески изнутри подсвеченные…

– Все, простите за накладочку. Забираем, уходим! – Летяга.

Стальные ручищи поволокли Артема по полу, товарищи его сзади засучили ногами, замычали – но орденские хорошо обучены, у них не вырвешься.

– Сюда их. Тут клади их. Все, сам разберусь. Поднимайтесь. А вы харей в пол!

– Полкан сказал, всех троих в расход, если че начнется.

– В какое в расход?! Озверели?! – Савелий очнулся.