Метро 2035 - Дмитрий Глуховский (2015)

– Рак. Вот я слышал, фюрер рак приравнял к генетическому уродству. Интересно, что это за работы такие.

– Ну, если вам так интересно, – улыбнулся Дитмар. – То можем и показать. Но вдруг руки к кирке привыкнут? Ручку в пальцах держать не сможете.

– Тогда хороший же у вас учебничек выйдет!

– А не сочувствие ли к уродам мне сейчас почудилось? – спросил Илья Степанович. – В вашей книге, что же, вы их подадите как белокурых ангелят? Фюрер на их счет все объяснил четко: если мы этим тварям позволим размножаться, уже следующее поколение людей будет нежизнеспособно! Вы что, хотите, чтобы они нашу кровь своей разбавляли? Чтобы ваши дети двухголовыми родились?! Этого хотите?!

– Двухголовые дети у каждого в нашем проклятом метро родиться могут! У любого! – выкрикнул Гомер, вскакивая. – Бедные больные дети! А вы тут со своими двухголовыми – что делаете?!

Илья Степанович молчал.

И Гомер ничего не говорил, только дышал тяжело. Артем, который в разговор не встревал, вдруг понял, что старик этот оказался храбрей него. И захотел кого-нибудь за старика этого убить, чтобы быть таким же храбрым, как он.

– А давайте-ка поглядим, что пишет многоуважаемый писатель-историк в своей книге? – Дитмар перегнулся через стол, макнув китель в салат, и ловко выхватил у Гомера тетрадку.

Артем вскочил, но Дитмар опустил руку на кобуру.

– Сядь!

– Перестаньте! – сказал старик.

Вбежала Наринэ; лицо у нее было сморщено, глаза блестели. В этой крошечной комнате страшно было бороться с Дитмаром: случайный выстрел мог выпасть любому.

Наринэ прижалась к мужу, испуганная.

– Все в порядке, любимая.

– Илья Степанович, оцените! – Дитмар, не снимая руки с кобуры, передал тетрадь учителю.

– С удовольствием! – тот ухмыльнулся. – Так. Допустим, начало. Ага. Они не вернулись ни во вторник, ни в среду, ни в четверг, оговоренный, как крайний срок… Умгум. Почерк, конечно… Первый блокпост нес… де-жур-ство. А это что? А, круглосуточно. Слушайте, а вы запятые, что же, вообще нигде не ставите? Так, пока беллетристика какая-то. Возьмем в середине… Скучно… Скучно… О! То Гомер – мифотворец и живописец – яркой бабочкой-однодневкой только появлялся на свет! И, вообразите, «мифо-творец» через дефис! Мифо-дефис-творец! Почему бы тогда и не «живо-дефис-писец» уж? И пунктуация опять… Аж скулы сводит! И это вы о себе так, коллега? Или вот еще… Одна против легиона убийц… Она упрямо сказала: хочу чуда! Охо-хо! Вот это пафос. И что же? Зашуршали струи… Зашуршали, ага. Прорыв, завопил кто-то. Это же дождь, кричала она. А! То есть, она дождь с прорывом. Романтично.

Гомер будто язык проглотил. Артем глаз не спускал с кобуры.

– Ну и конец возьмем, хотя и так уже про вашу историю все ясно, думаю. Негромко, как колыбельную… Тут вообще черт ногу сломит разбирать… Ага… Сашиного тела Гомер на Тульской… Так и не нашел. Что еще? Конец. И опять о себе в третьем лице. Ну прелесть, прелесть! Держите! – учитель шлепнул тетрадку на мокрую клеенку. – Никакой крамолы тут нет. Одна только претенциозная чушь.

– Идите-ка вы на хер, – сказал Гомер, вытирая тетрадь о брюки и упихивая ее во внутренний карман.

– Да бросьте! Вы без ошибок сначала научитесь писать! А потом будете свою «Илиаду» ваять! Сами же, небось, себя и назвали Гомером, а никакие не люди?

– На хер, – упрямо повторил Гомер, набычась.

– Да там половина книги – про вас! Какая, к чертям, история? На историю и места не осталось!

– Это старая. Новая другая будет.