Испанский театр. Лопе де Вега, Тирсо де Молина, Хуан Руис де Аларкон, Педро Кальдерон, Агустин Морето - Молина Тирсо, Де Вега Лопе Феликс Карпио, де Аларко́н-и-Мендо́са Хуан Руис, Морето Агустин, Кальдерон Педро (1969)

Прочие в твоем отряде

Наголову все разбиты.

Ты остался, потому что

Конь твой, весь в крови и мыле,

Пав, тебя отдал мне в руки

Как военную добычу.

Я горжусь и рад поимке

Более, чем если б поле

Было красно не от крови,

А покрыто сплошь гвоздикой.

Радость эта заглушает

Боль от вида стольких бедствий.

Опьяневши от победы

Над тобой, когда ты сдался,

Из неисчислимо многих

Лошадей освобожденных,

Под седлом, но без хозяев,

Завладел я этим чудом.

Это, судя по породе,

Помесь пламени и вихря,

Белизна ж на мысль наводит

О ее родившем снеге.

Конь тот молнией мелькает,

Легким вихрем конь несется,

Конь плывет, как белый лебедь,

Гибкою змеею вьется.

Это мужество и гордость

С красотой в соединенье.

Ржанье обличает силу.

Севши на него с тобою,

Понял я, чей конь под нами.

Он, морской ладье подобный,

Вынес нас из моря крови.

Вот без сил он растянулся

От тоски и утомленья.

Знать, чутьем он понял что-то,

Что-то про себя подумал:

«Мавр на мне сидит печально,

Веселится португалец.

Неужели, конь арабский,

Я душой такой предатель?

Не ступлю ни шагу дальше,

Грохнусь ниц и лягу наземь».

Но скажи мне, бедный пленник,

Отчего ты безутешен?

Только горечь ли плененья

Исторгает эти вздохи?

Может, мне в борьбе с тобою

Посчастливилось недаром?

Может, ты до нашей встречи

Сам от скорби обессилел?

Тот в предвиденье неволи,

Кто со стойкостью мужскою

Долго так со мною дрался!

Не таи греха, откройся!

Вот увидишь, будет легче.

Но поторопись, покамест

Мы не в португальском войске.

Что тебя томит и мучит?

Может быть, прямой виновник

Выпавшей тебе невзгоды,

Я в одно и то же время

Поддержать тебя сумею,

Устраню причину вздохов,

Если это устранимо.

Мулей

Ты бесстрашен, португалец,

И в такой же мере вежлив.

Ты сразил меня словами,

Как сразил своею шпагой.

Жизнь моя с минуты сдачи

Вся тебе принадлежала,

А теперь в придачу к жизни

Душу ты мою присвоил.

Ты меня осилил дважды —

Обхожденьем и оружьем,

Так как ты попеременно

То жесток, то милосерден.

С этих пор в двойном плененье

Весь я твой душой и телом.

Побужденный состраданьем,

Хочешь знать ты, португалец,

Отчего я так печален

И о чем вздыхаю горько.

Знаю я, что в пересказе

Человек отводит душу.

В откровенности свободной

Каждый ищет облегченья.

Но предмет моих страданий

Жизни для меня дороже;

Грусти уменьшать не жажду,

Чтоб ее не обесценить.

И, однако, я в неволе —

Я слуга, а ты хозяин.

То, что ты узнать желаешь,

Расскажу я, повинуясь.

Мулей-шейх я прозываюсь,

Короля племянник в Феце.

Род наш княжеского званья,

Воеводами известен.

Видно, детищем несчастья

Был я с первых дней рожденья,

Был я как бы в руки смерти

Принят на пороге жизни.

Чтобы ты во всем объеме

Это утвержденье понял,

Сообщу тебе подробно,

Где я и когда родился.

Хельвы[147], место избиенья

Вашей силы португальской,

Были родиной моею

В год, когда вы их лишились.

Я еще ребенком малым

Поступил на службу к дяде.

С этой-то высокой чести

Начались мои несчастья.

В Феце, рядом с нашим домом,

По соседству проживала

Та, на красоту которой

Не устану я молиться.

И судьба жилища наши

Так удобно разместила,

Чтоб тесней ко мне приблизить

Смерть и место погребенья.

Нас воспитывали вместе.