Боги войны - Виктор Мишин (2021)

– А на меня уже и дело собрали? – аж перебил говорившего я. Как-то сразу поплохело, раны заныли и стало грустно. Вот, еще и так бывает. Не убили враги, так свои накажут. Чувствовал ли себя виноватым? Наверное, все же нет. Одно дело, если у тебя бойцы бегут и ты бросаешь позиции, а тут… Считаю, что упрекнуть нас с Колесниковым не в чем.

– Ваше дело рассмотрено, и состава преступления не выявлено. Батальон сражался геройски, сожгли много танков, отошли, когда не было возможности обороняться. Это все кратко, конечно.

– Я…

– Выздоравливайте, всего хорошего.

О как. Даже в дерьмо не макнули для порядка. Вот и думай тут.

– Чего, командир, обошлось? – подал голос Вадик.

– Кажись, да, – пожал я плечами.

– И что теперь?

– Ну, сказали же выздоравливать, вот и будем лечиться.

Прооперивали нас обоих в один день, точнее, в тот же день, как привезли сюда. А отход нам «простили» уже через три дня. Снова были какие-то важные военные, жали руки, хвалили. Состояние мое только меня бесило. Вадик хоть встает, жратву носит, а мне пока никак. Нога болит жуть как. Кажется, у меня там, на высотке, она меньше болела. А вот рука нормально, пуля насквозь прошла, ничего важного не задела, только меня, а уж я для себя – важный, что звездец.

Через неделю уже начал вставать, но только для того, чтобы до ветру сходить, не более. Вадик вообще был вполне бодр и весел. Он два дня назад выяснил, где наша батарея, и сходил туда, тут всего-то пара верст. Говорит, нового командира поставили, но я не удивился. Было бы странно, если бы не поставили. Вообще командир батареи, как и командиры пехотных взводов, рот и батальонов, долго не живут, передовая, где там жить? Сам удивляюсь, что выбрался. Конечно, был и другой вариант, почему я и опасался быть осужденным. Ведь если подумать так немного, то чем я лучше того же Колесникова, что под танк бросился? Вот об этом и говорю. Мог бы так же, почему не стал? Почему позволил своему бойцу отойти и дать себя вынести? Чай, не генерал какой! Это все было в голове, когда лежал и раздумывал. Всяко ведь могло быть, могли и осудить. А еще немного терзал другой факт. Смог бы я и правда, как капитан Колесников? Вот так, просто дернул кольцо на противотанковой гранате и… Не, братцы, не смог бы, чего уж врать-то. Страх бывает и таким, что ты его просто не осознаешь, делаешь что-то машинально, а понимание приходит позже. Ведь бросься я под танк, да Никоненко так же, глядишь, польза была бы. Да, надо поправляться, а то сгною сам себя.

* * *

Раненых постоянно прибавлялось, вскоре в нашей палатке уже было десять человек, а места в ней максимум на шестерых. Промучившись еще неделю, я уговорил военврача меня отпустить. Тот грозился мне карами, дескать, я его на преступление толкаю, но все же отпустил. Почти три недели я провалялся, но ничего, худшее позади, долечусь как-нибудь, если в пехоту не отправят. Раны закрыты, зарастают нормально, заражения нет, так что только небольшая боль и дискомфорт при резком движении.

Ушли из санбата мы вместе с Никоненко. Возвращались в часть, не зная толком, что нам делать и как быть. Штаб полка был на том же месте, это радовало, но приняли нас не сразу. Еще на подходе к городу было понятно – проблемы тут серьезные. Так и вышло. Переждав несколько дней сильных дождей, немцы ударили так, что заняли Чижовку. Все как в моей истории, чуть-чуть позже вышло. Это нам поведал в штабе заместитель командира полка.

– Батарея тебя ждет, Некрасов, ты удивительно вовремя. Еще день, поехал бы в другую часть. Вчера вечером нового командира твоей батареи убило, в городе. Ты сам-то как? Понимаю, что сбежал, но все же?

– Да не сбежал, просто уговорил военврача, – честно ответил я, – сил не было там лежать. Столько тяжелых, а я чего?

– Ну, молодец, кстати, на тебя тут бумаги лежат, привезли из дивизии, когда ты еще в санбате валялся. Тебе лейтенанта дали. Так что с тебя магарыч!