Слышащий - Роберт Маккаммон (2018)

После чего вышел из парикмахерской так быстро, что никто даже не успел спросить, к чему он это сказал. Однако Джеральд прекрасно все понял и живо представил себе, как в грядущее воскресенье, если он не отдаст Уилсону пять купюр с портретом Джорджа Вашингтона, его пальцы будет жечь не дотлевающая сигара, а раскаленный утюг.

Кертис забрался на велосипед, доехал до конца Марэ-стрит и повернул налево на Эспланейд-авеню, все дальше углубляясь в Тримей.

Проезжая вдоль Эспланейд-авеню, он миновал расположившееся под сенью старых дубов кафе «У Мэнди». Несмотря на поздний час, заведение работало, а внутри сидело несколько человек. Чуть дальше по улице ревели в ночных клубах медные духовые инструменты. Там же располагались и доходные дома, где квартиры сдавались внаем. Все матери в Тримее – и мама Кертиса в том числе – в один голос называли эти места злачными и не раз наказывали сыновьям туда не соваться. По левую руку находился ночной клуб «Изысканный акр», занимавший, конечно же, далеко не акр, даже с учетом скромной автомобильной стоянки рядом. Ничего изысканного там тоже не было: обыкновенный бар, подсвеченный резким голубым неоновым светом. Другой ночной клуб, под названием «Десять баксов», словно бы неуклюже пытаясь отобрать у конкурента пальму первенства, заливал улицу красным светом с противоположной стороны. Из открытых дверей доносились пение женщины и протяжный вой саксофона. Кертис миновал обувную мастерскую, магазинчик подержанной одежды, и перед ним возник третий ночной клуб на Эспланейд-авеню – «Дан Дидит». Низкое кирпичное здание подсвечивалось желтыми и зелеными огнями, мерцавшими в такт музыке. Услышав раскатистые и гулкие удары большого барабана, Кертис невольно подумал, что звукам как будто бы тесно в стенах здания, и, словно в подтверждение его мыслям, двери клуба распахнулись, и оттуда, чуть ли не кубарем, выкатилась пьяная компания. Едва стоявшие на ногах взъерошенные люди кричали, смеялись и помогали друг другу совладать с земным притяжением. Кертис, вильнув рулем, едва увернулся от столкновения. В толпе гуляк он разглядел Роуди Паттерсона и Женеву Барраконе. Девица висела у кавалера на шее, не спуская с него влюбленных глаз. В пьяном угаре Роуди ухмылялся, потряхивал бутылкой дешевого пойла и угрожал небу, просвечивающему сквозь кроны сурово взиравших на него дубов.

Кертис решил, что Элеонора Колдуэлл заслуживает того, чтобы знать всю правду о Роуди Паттерсоне. «Нечего ей понапрасну страдать и тратить время на парня, не пропускающего ни одной юбки. Хотя Элли может мне и не поверить, – размышлял Кертис, – но попытаться поговорить с ней все же стоит. Если убедить Элли не удастся, то мои благие намерения лишь сыграют на руку Роуди. Палка о двух концах, но ничего не поделаешь».

Оставив шумную Эспланейд-авеню позади, Кертис свернул на Северную Дэрбини-стрит. По обе стороны улицы теснились знакомые с детства дома. Ночной мрак разгоняли лишь редкий фонарь на крыльце, мерцающая свеча в окне или лампочка – у тех немногих, кто мог позволить себе платить за электричество.

Кертис направил велосипед к домику кремового цвета с темно-коричневой крышей, видневшемуся в центре квартала на углу Дюмейн и Сент-Энн-стрит.

«Наконец-то я дома», – подумал он и отметил, что через шторы тускло пробивается свет.

Кертис прицепил велосипед к коричневым перилам маленького крыльца, достал из тележки пиджак, перекинул его через руку и уже хотел было открыть входную дверь, как вдруг та отворилась сама. В прихожей на обитом вельветом стуле его поджидала мать.

– А вот и он, – объявила Орхидея, словно в комнате Кертиса ждал кто-то еще, и с облегчением выдохнула.

Молодой человек закрыл дверь и задвинул защелку. Они вошли внутрь.

– Ты выглядишь просто замечательно, – восхитилась Орхидея. – Этот костюм тебе очень к лицу!

– Спасибо, мам, – сказал Кертис и кивнул. – Мне очень приятно это слышать.