Мир для его сиятельства. Записки начинающего феодала - Сергей Кусков

Закончилось это всё только с созданием централизованных государств. Когда король обретал абсолютную власть, дворяне боялись пикнуть против него, не то, что пукнуть, и вместо того, чтобы драться с королём за привилегии, бились друг с другом за право занять должность «хранителя королевской трости» при его дворе. То есть когда Европа пришла к тому, что было в России, твёрдой центральной власти. В такой схеме управления тати не нужны нигде. В этот момент сильно увеличивается численность армий, вторые и третьи сыновья идут туда офицерами, все при деле… Но экономика была уже другой, способной содержать сотни тысяч солдат. Впрочем, это уже другая история.

Смысл всех моих рассуждений один — надо создавать жёсткую вертикаль власти хотя бы в своём графстве. Чтобы ни один барон не смел не то, что потакать дельцам ножа и топора и быть с ними в доле, но даже думать чтоб не смел измышлять зло. Ибо прилетит. С отсечением головы. Нравы в отношении подданных и вассалов тут слишком мягкие, рука руку моет, мне типа с этими же баронами в бой идти… Манал я таких однополчан!

Только абсолютная власть! Жёсткая вертикаль с опорой на собственные магистраты! С собственной дружиной — к весне я всё же создам её, и переведу туда большую часть наёмной гвардии. Но всё это будет возможно, только если смогу справиться с первой и на сей день главной задачей — смогу дать окорот одному выбившемуся из под власти моих предков городишке, слишком много о себе возомнившем.

С седла Анабель еле слезла. Шаталась. Приходила в себя, отсиживалась на поленнице. Но потом, хромая, пошла в дом к бедолаге-пациенту. Я махнул отрокам, сегодня меня охраняли мои — наконец-то — пошли внутрь.

Что могу сказать о жизни простых селян? Хреново живут. Бедно. В домишке, сделанном, как и все, из говна и палок, было прохладно (что плюс, лета здесь жаркие), тщательно прибрано, но убого просто до ужаса. Пол — земляной. Я постоял, поматерился, но альтернативу предложить не смог. Альтернатива только одна — повысить их уровень благосостояния рядовых, не блатных тружеников, чтобы у них хватило средств постелить в свои дома хоть что-то. А сделать это я могу только за свой счёт, собирая меньше налогов и сборов. А я не могу — мне армию кормить, не знаю, где денег взять дыры залатать. В перспективе это будет выгодно, но сейчас обстоятельства рулят.

Встречать нас сбежалась вся деревня, и сейчас дом окружало около сотни человек — все хотели увидеть «самогО графа». Лекарку здесь встретили враждебно, смотрели из под нахмуренных бровей. Но к счастью как-то иначе высказывать чувства не торопились. Но и это не радовало.

— Что ты им такого сделала, что так зыркают? — не вытерпел я, пустив Дружка по селению шагом, рассматривая выражения лиц подданных.

— Местный падре говорит, что все болезни — испытания господни, — пренебрежительно фыркнула она. — Нельзя никого лечить, разве только молитвами. Если Он даст — само пройдёт. Не даст — значит такова воля божья.

— Blyad'! — Я перехвалил средневековье. — И ты молчала всю дорогу? И за завтраком? Не могла сразу рассказать, что это фанатическая хрень?

— Я думала ты знаешь. — Невинное пожатие плеч. — Ты ж граф. Да и таких много, не большинство, но каждый третий — четвёртый.

Я на такое даже не нашёлся, что ответить.

Больной валялся на лавке (да, и тут лавки, широкие, но многофункциональные — и спать, и сидеть), в бреду, температура высоченная. Я попробовал, подойдя. Был в сознании, но смотрел слишком ошалело. Рука его распухла, шрам от пореза был… Короче, не хочу это описывать, противно, ибо рана, сочащаяся гноем с непривычки зрелище не для слабонервных. Я выматерился, стараясь делать это если не про себя, то хотя бы тихо. Домочадцы нас боялись, взрослые выгнали из дому всех детей, сами прижались по контуру дома, вдоль стен. Сыновья пациента с жёнами.