Начало - Игорь Валериев (2019)

Отправив Тура и Дана шерстить шалаши хунхузов с приказом нести все на длинный стол, где бандиты принимали пищу, я направился к переметным сумкам на двух оседланных конях, из-за которых произошла несколько минут назад драма со смертоубийством шеф-повара местного общепита. С трудом достав из переметной сумки тяжеленный мешок, я развязал его и обнаружил в нем один крупный кожаный мешок, колбаску размером как три моих кулака, но весящий килограммов десять-двенадцать, и шесть кожаных мешков поменьше, каждый из которых весил килограммов по шесть-семь.

Развязав большой мешок, я увидел, что он набит золотыми самородками. В остальных мешках оказался золотой песок, в основном желтого цвета, только в одном песок был красноватого цвета. Завязав все мешки, я распихал их по своим передним переметным сумкам на Чалом и задумался.

Выходит, я был прав в своих размышлениях. Этот так похожий на армейский отряд хунхузов мыл золото, и, скорее всего, посменно. Одна смена моет, другая отдыхает. Намыли прилично. Больше трех пудов. А объем небольшой. В литровую банку входит в среднем как раз пуд или чуть больше. Это зависит от чистоты золота. Если золото 999-й пробы, то в литровой банке его уместится девятнадцать килограмм.

Когда был зимой в Благовещенске, специально зашел в контору, где государственный чиновник скупал золото, намытое старателями с официальными лицензиями. Ценник на стене указывал, что за один золотник золота дается три рубля пятьдесят с чем-то копеек или около восьмисот девяноста рублей и сколько-то там копеек за килограмм. Но там надо было отдать еще 10–12 % налогов, плюс процент на засоренность или плотность песка. Но даже по официальной государственной цене выходило не меньше сорока тысяч. Только сдать его официально мы не сможем, а при контрабандной продаже можно было бы и больше пятидесяти тысяч российских рублей получить. Китайские контрабандисты, как объяснил мне атаман Селеверстов, скупали золотой песок, если перевести в цену за килограмм, по тысяче сто рублей, а самородки – по полторы тысячи рублей.

«Хотя нет, – подумал я про себя. – Самородки продавать не будем. Это будет мой энзэ на черный день, а песочек при будущей поездке в Благовещенск в новом году надо будет продать. Тысячи по три рубликов каждый из нас получит, а это просто бешеные деньги для казачьей семьи. Никаких забот и хлопот лет на десять, если не больше. А если их еще и в дело вложить, то вообще все в шоколаде получится. Только пока о данной находке казачатам ничего говорить не буду. Если, тьфу-тьфу, доберемся удачно, то потом разбирательств с официальными властями будет много. Хватит с властей других трофеев и драгметаллов, что с тел в кошелях насобираем. Из них, правда, “премию” казачатам надо будет выделить, а остальное сдать. А о сорока с лишком килограммах золота, особенно о самородках, молчим».

Из задумчивости меня вывел Тур:

– Ермак, я там узел с одеждой женской нашел и нашей формой. Казаки, вернее всего, из Екатерининской сотни, а офицеры – подполковник и капитан – из каких-то инженерных частей. Каких полков, не знаю. Я таких погон не видел. Берем?

– Обязательно. Что мы, покойных голышом или в дерюге комиссии, которая в станицу обязательно прибудет, представим? Ускоряемся, Тур. Быстро собираем все самое ценное и уходим отсюда.

– Ермак, а коней заберем?

– Тур, их семнадцать штук. Мы их как погоним почти семьдесят верст по тропам? Тем более уверен, что Лис и с ручья всех лошадок, несмотря на запрет, заберет.

– Ермак, но ты посмотри, какие красавцы! Давай их хотя бы до брода через Ольгакан догоним, а там лучших с собой отберем, а остальных, включая наших «старичков», оставим, а потом со взрослыми казаками за ними вернемся. За два-три дня с ними не должно беды случиться. Оставим их в овраге рядом с бродом, где родник с ручьем нашли. Ну, Ермак, тут всего-то десять верст до брода! И тропа широкая. Быстро догоним!