Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Осторожно, она может упасть, — предупредила я дрожащим голосом.

— Надо поесть, это придаст вам сил. — Бонапарт повел меня в крытый соломой дом.

Внутри было темно и жарко. Не хватало воздуха, пахло козами. Земляной пол. На столе перед пустым камином лежали рапорты, освещенные жестяным фонарем. На дощатой стене висела огромная карта. Бонапарт подвел меня к соломенному тюфяку и сказал что-то по-итальянски чумазому крестьянскому парню.

— И салями? — спросил Бонапарт, оглянувшись на меня. Я отрицательно покачала головой. Вряд ли я смогла бы есть.

— Карета будет готова через полчаса, генерал, — доложил, заглядывая в дверь, Жюно.

— Сбрую починили?

Жюно кивнул и вновь пощелкал костяшками пальцев.

— Мы уедем от вас, Бонапарт? — Меня охватила дрожь.

Не доезжая Тосканы, встретили курьера на взмыленной вороной лошади.

— Поворачивайте обратно! — прокричал он. — Впереди австрийцы. Они взяли Брешию.

«Боже мой! — подумала я. — Брешия? Это совсем близко к Милану!»

— Что будем делать? На север, восток и запад двигаться нельзя.

— Тогда на юг, — сказал Бонапарт.

— Я хочу остаться с вами!

Он посмотрел на меня с выражением, смысла которого я не могла уловить. Этот человек, мой муж, был совсем не тем, кого я знала в Париже. В суматохе лагерной жизни, окруженный преданными людьми, уверенный и экспансивный, он, казалось, преобразился. Движения Бонапарта отличались теперь определенным благородством. Я верила в него, как и все его подчиненные, в его присутствии ощущала себя в безопасности.

— Пожалуйста, Бонапарт…

Он опустился на колено и, надеясь успокоить, осторожно взял меня за руки.

— Вы должны понять: австрийцы наступают. Вероятно, будет сражение. Вам будет безопаснее на юге.

По его глазам я поняла, что надо смириться, что так будет лучше. Втянула воздух носом и кивнула.

Он поцеловал меня с особой нежностью.

— Вы храбро держались утром, — сказал он с улыбкой.

— О, Бонапарт! — Я прижала его пальцы к губам. В нем была такая сила! Теперь я поняла, отчего люди следуют за ним с такой преданностью: он придавал им сил, так же как и мне сейчас.

Он встал и заговорил с курьером, который, стоя у двери, подкручивал кончики своих огромных усов.

— Переходите По у Кремоны, — сказал Бонапарт, указывая на карте маршрут ножом для вскрытия конвертов. — Тут менее рискованно. — Он записал что-то. — Мой дядя Феш сейчас в Парме, он даст вам приют на ночь. Затем поезжайте на юг и его возьмите с собой. Скажите ему, что это приказ. Двигайтесь на Лукку, там народ мирный. Я сообщу, когда будет безопасно, и вы сможете вернуться.

— Поцелуете? — спросила я, вставая.

— На удачу. — Он улыбнулся и обнял меня.

Сейчас за полночь. Мы в Парме, у дяди Феша, веселого румяного человека. Только что приходила горничная, забрала поднос с нетронутой едой.

— Не могу есть, — медленно сказала я ей на простом французском. — Извините. — И добавила: — Я больна, — что вполне соответствовало истине. Я по-прежнему под впечатлением от увиденного.

Перед глазами так и стоит серое лицо убитого паренька, худенькое тело на пыльной дороге. Меня преследуют запах Дезенцано и стоны раненых, оставленных умирать.

Слезы, слезы… Меня колотит дрожь. Боже мой! Я дочь солдата, вдова солдата, жена солдата. Но до сегодняшнего дня я не знала, что такое война.

В ОКРУЖЕНИИ БОНАПАРТОВ

2 октября 1796 года, Милан, невыносимая жара

Давно не писала в дневник. За это время столько всего случилось, но в главном все остается по-прежнему. Вопреки всему Бонапарт одерживает одну победу за другой, но враг подобен многоглавой гидре. Сколько еще армий могут выставить австрийцы? Всякий раз, когда Бонапарт уничтожает одну голову, на ее месте возникает другая. Боюсь, мир не наступит никогда.