Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Дядюшка Баррас

Р. S. Простите, дорогая моя, но я не могу и не стану продвигать гражданина Лаори. Как директор этой республики, я должен хотя бы время от времени поступать ответственно. Понимаю, что он был другом Вашего первого мужа, и поэтому Вы желаете помочь ему, но, откровенно говоря, он кретин.[108]

9 августа

Ходила десять минут. Твердо решила ехать к Бонапарту в Египет.

ЗА ПОБЕДАМИ СЛЕДУЕТ ПОРАЖЕНИЕ

16 сентября 1798 года, Париж

Приехала домой, где меня поджидали безрадостные вести. В толстой пачке визитных карточек, поздравительных писем и обычных требований от кредиторов была короткая записка от Барраса: «Срочно приезжайте ко мне, как только вернетесь в Париж».

Я вернула на голову только что снятую шляпу.

— Что, мам? — Гортензия сделалась щепетильна в отношении перемен моего настроения.

— Меня желает видеть директор Баррас.

Не было сомнений, что у него есть какие-то новости с востока о Бонапарте. Или, может быть, об Эжене. Мне не понравилось слово «срочно».

Добраться до дворца оказалось нелегко: улицы забиты, повсюду признаки подготовки к празднику, седьмой годовщине революции. На улице Оноре на церковной колокольне висит огромный транспарант, на котором изображен Бонапарт на фоне пальм и пирамид.

— Мадам Бонапарт! — пожилой лакей Барраса поклонился мне в ноги. — Директор Баррас очень ждал вас.

Бруно открыл большую дубовую дверь.

Когда я вошла, Баррас играл на скрипке. Увидев меня, он прекратил игру, монокль с золотым ободком закачался на розовом шнурке, глаза излучали нежность и печаль.

— Для меня такое облегчение видеть вас! Благополучно доехали? Очень похудели. — У него такой приятный голос — как звон колокольчика.

Я обняла его, вдохнула знакомый запах амбры. Как я поживаю? «Чудесно-чудесно», — лгала я. На самом деле путешествие оказалось тягостным, но я не хотела перечислять, что и где у меня болит.

— Я получила вашу записку, — проговорила я, садясь со всей осторожностью: после двух дней тряски в карете у меня вновь воспалилось бедро. — Признаться, я в нетерпении.

— Разумеется, разумеется! — Баррас сел на стул рядом со мной и беспокойно поерзал. — У нас были… новости, — сказал он, прокашлявшись, — его кадык от волнения двигался то вверх, то вниз.

— Поль, пожалуйста, скажите… у них все в порядке? — Ничто не могло быть хуже того, что я себе воображала.

— Бонапарта имеете в виду? — Баррас положил лодыжку одной ноги на колено другой.

— Да… и как там мальчики?

— У них все в порядке, уверяю вас, но было… Как бы это сказать? Имела место неудача. Хотя, уверяю вас, Бонапарт и мальчики в безопасности, — повторил он и поднял левую руку, как бы давая присягу, — как и большинство остальных.

«Большинство»? Я вопросительно склонила голову чуть набок, звякнули серьги.

— Флот, однако… затонул, — шепотом закончил Баррас.

Затонул! Оглушенная, я ждала объяснений. Оказывается, после того, как адмирал Брюейс привел флот в Абукир и стал там на якорь, налетели англичане и уничтожили все наши корабли, кроме четырех. Капитан «Тимолеона» поджег свой корабль, отказавшись сдаться. Он погиб, стоя на палубе. Адмирала Брюейса, стоявшего у руля «Ориента», разорвало на части. Взрыв пороха в трюме был слышен в Александрии — на расстоянии в двадцать пять миль. Сражение продолжалось три дня, в истории не бывало более кровавых морских битв. Между тем англичане не потеряли ни единого корабля.

Я приложила кулак к губам, потрясенная тяжестью наших потерь. Величайший флот в истории со времен Крестовых походов — погиб? Более трех тысяч убитых и раненых. Все запасы, включая и золото, на которое предполагалось закупать провизию для армии, затонули.

Баррас плеснул себе в стакан, проливая на ковер.