Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

В тот же день, без четверти десять

Эжен заключил Гортензию в объятия, оторвав от пола.

— Мадам Луи! Ты нисколько не изменилась.

— Я счастливейшая женщина на свете, — доложила она, переглянувшись со мной, и сразу принялась болтать о неважном здоровье Луи, об уроках рисования, которые они берут вместе, о щенятах мопса, о хромой лошади, о том, что у старого Гонтье болит спина. Затем пришел Луи. Пока ее муж распространялся о том да о сем, сжимая ей руку и не сводя с нее глаз, Гортензия хранила молчание.

Какое же это облегчение!

18 февраля, Мальмезон

Луи был так горд, что я сразу догадалась, о чем пойдет речь. Прекрасная новость!

— Акушерка сообщила, что, хоть еще и рано утверждать наверняка, моя жена, кажется, беременна.

— Замечательно! — воскликнула я, обнимая Гортензию. Я старалась сдерживаться — моя радость так велика!

Эжен от всего сердца пожал Луи руку. «Слабую руку», — подумала я, жалея Луи.

— Наверное, это означает, что я стану дядей?

Эжен принял величественную позу, заставив нас всех рассмеяться.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я Гортензию. Так хочется защитить ее!

— Нехорошо, — простонала она.

— Значит, будет мальчик. — Бонапарт подергал Гортензию за ухо. — У Жозефа девочка. У Люсьена девочки. Пора уже появиться мальчику-Бонапарту.

У моей дочери будет ребенок! Я просто в восторге.

27 марта, за полчаса до полудня

Объявлено, что Англия подписала мирный договор.

— Ваш остров снова принадлежит Франции, — сказал мне Бонапарт, будто делая мне подарок: мою дорогую Мартинику.

— Ах, подумать только, теперь мы сможем покупать кашемировые шали! — обрадовалась Каролина, уплетая макароны. У нее огромный живот, носить осталось чуть больше месяца.

— И платья из английского муслина, — подмигнула мне Гортензия. Все это время мы втихую носили английский муслин, но говорили Бонапарту, что ткань французская.

— И английские растения для английских садов… — поддавшись общему настроению, начала размышлять я вслух. Я уже написала в Англию тамошним ботаникам.

30 марта

Отправила маме на Мартинику посылку. В ней портреты: я с детьми и Бонапарт, а также украшенная бриллиантами золотая шкатулка с медалями и монетами, отчеканенными в честь побед моего мужа.

Теперь, когда по океану можно плавать спокойно, надеюсь, мне удастся убедить маму переехать во Францию. Я также предложила, чтобы дядя Роберт прислал сюда мою крестную дочь, которой уже исполнилось пятнадцать. Юной Стефании было бы полезно перед выходом замуж провести хотя бы год в школе мадам Кампан.

6 апреля, Париж

Мир с Англией подписан менее двенадцати дней назад, а Париж уже кишит лордами и их женами. Расхаживают с безучастным видом по городу со своими странными зонтами, задрав вверх носы. И это несмотря на то, что Париж на всех производит сильное впечатление. Они не верят своим глазам, наблюдая новую республику в ореоле славы. Вряд ли им по душе наши красивые наряды, наши блестящие развлечения, наша жизнестойкость и наша гордость. Ожидали застать нищету и смятение, однако их встретила хорошо управляемая, процветающая страна. Они потрясены нашими новыми больницами (и особенно — детской, первой в своем роде, что открылась совсем недавно), школами, дорогами. Куда ни повернись, всюду стройки: возводятся набережные, мосты, монументы.

— Желаю, чтобы французам завидовали все народы, — сказал мне недавно Бонапарт, и, по-моему, его желание начинает сбываться.

8 апреля

Чудо за чудом! Заключен мир с католической церковью.

— Будем отмечать пасхальное воскресенье в соборе Нотр-Дам, — сообщил мне Бонапарт.

Праздновать собираемся по-королевски: все слуги придут в ливреях.

— Пасха! — воскликнул Леруа. Приложив запястье ко лбу, сраженный новостью модельер закатил глаза: до праздника осталось лишь десять дней.