Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Началась церемония. Папа, гнусаво читая текст мессы, благословил имперские эмблемы: кольцо, саблю, мантию и скипетр. Бонапарт дважды подавил зевок. Затем, после гимна «Приди, Дух животворящий», мы с Бонапартом встали на колени на большие бархатные подушки, святой отец взял новую бутыль с елеем и тройным помазанием освятил сначала Бонапарта, а затем и меня, повторяя: «Рассыпь, о Господи, моими руками сокровища милости Твоей и благословение на слугу Твоего». Бонапарт слушал с набожным выражением лица, но, подозреваю, его раздражало масло на руках, и он думал, можно ли как-нибудь его вытереть.

Затем папа поднял корону с подушки на алтаре. Бонапарт снял золотой венок, взял у Пия этот безусловный символ власти и, повернувшись лицом к собравшимся, возложил на себя. Все только ахнули. В этот момент от свода отвалился камешек и упал Бонапарту на плечо, но тот даже не моргнул. Его лицо излучало сияние, которого я никогда раньше не замечала. Он выглядел… героически, другого слова не могу подобрать. Я двинулась к алтарю и встала на колени возле мужа, молитвенно сложив руки.

Никогда не слышала такой тишины. Воистину это была небесная тишина. Я ждала, стоя на коленях, и в это время перед моим мысленным взором промелькнула вся жизнь. Я думала о любимом отце. Как бы я желала, чтобы он видел меня сейчас! Бонапарт направился ко мне. Слезы капали на мои перчатки. Изо всех сил стараясь не плакать, я рассматривала пчел, вышитых на его белых атласных туфлях. Он стал что-то делать с моими волосами, потом я почувствовала тяжесть короны, и затем он снял ее с меня. Я подняла глаза — в чем дело? Или мешает моя тиара? Бонапарт, держа в руках корону, смотрел на меня сверху вниз, в глазах у него я заметила лукавство, он как бы говорил: «Может, возложу, а может — нет. Это мгновение — мой подарок тебе. Люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы весь мир знал об этом».

Только у Бонапарта достанет отваги дурачиться в такой момент. Я затаила дыхание: сейчас никак нельзя было смеяться! Когда он надел на меня корону, по толпе прошел глухой шумок, — и снова наступила благоговейная тишина. Я почувствовала спокойную уверенность и поднялась с колен. Дрожи в них уже не было. Я находилась здесь по милости Божьей.

Но, конечно, не по милости сестер Бонапарта, — ибо, едва я начала подниматься по лестнице к алтарю, меня дернули назад, и я едва не упала.[145] Бонапарт резко прошипел им что-то, и я ощутила себя свободной.

Остававшаяся часть церемонии прошла, как во сне. Хор пел «Да живет император вечно!». Герольды провозгласили в полный голос: «Славнейший и августейший Наполеон, император французского народа помазан, коронован и возведен на трон!»

— Да здравствует император!

— Да здравствует император!

— Да здравствует император!

Толстые стены древнего собора дрогнули от залпа сотни пушек, стоявших на площади, зазвонил большой колокол Нотр-Дама. Когда мы вышли на яркое зимнее солнце, взлетели ракеты фейерверка. Народ уже начал танцевать.

БОНАПАРТ ВОЗДАЕТ ЧЕСТЬ МОЕМУ СЫНУ

Усталые, мы с императором ужинали наедине. На столе — простые блюда: жареная курица, сливочное масло с измельченным мясом раков, тушеные яблоки и ванильное суфле (первое, к чему притронулся Бонапарт).

Шастули хотела снять с меня корону.

— Оставьте, — сказал Бонапарт, — она вам к лицу.

Мы болтали как дети. Он, оказывается, даже не заметил камушка, упавшего ему на плечо во время коронации. И да, он рявкнул на своих буйных сестер.

— Представьте, если бы я в тот момент упала на спину! — засмеялась я, и он тоже расхохотался.