Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Странно, — сказала я. — Он с сожалением сообщает, что должен оставаться в заливе, пока не получит разрешения выйти в море. Зачем было будить меня ради того, чтобы это сообщить? — закончила я и покраснела.

Озадаченная девушка пожала плечами.

Когда дверь за ней закрылась, я поднялась с кровати. Как мне с ребенком добраться до берега незамеченной? Я надела нижнюю юбку и два платья, одно на другое. В матерчатой сумочке у меня было несколько золотых монет. Ее я спрятала за корсаж. Много взять я все равно не могла бы. Завернула в платок четки, ночную сорочку, кое-какую одежду Гортензии и ее любимую куклу. Пришло время будить дочь. Мне удалось ее почти полностью одеть, когда она, заснув, стала валиться на постель.

— Поплывем на корабле, — прошептала я, — надо спешить.

Я потянула ее на себя и поставила на ноги.

— Ты сможешь идти?

Гортензия была слишком тяжела, и на руках я бы ее далеко не унесла.

На улице раздался выстрел из мушкета, заставивший ее вздрогнуть и проснуться. Она кивнула. Я взяла ее за руку и открыла дверь. Мы тихо спустились по лестнице. В прихожей, опустив голову на грудь, храпел лакей. Я приложила палец к губам, показывая Гортензии, чтобы она молчала. На улице раздался крик. Я нагнулась и, поцеловав дочь, убрала волосы у нее со лба.

— Мы должны быть храбрыми, — сказала я, натягивая ей на голову капюшон.

Она полностью мне доверяла, и у меня просто разрывалось сердце. Я провела ее через прихожую и медленно открыла тяжелую дубовую дверь. Лакей не проснулся; наши шаги заглушал стоявший на улице шум.

Едва я закрыла за собой дверь, как осознала, что вокруг стреляют. В воздухе пахло серой. Гремели пушечные выстрелы. Я потянула Гортензию за собой. На нерешительность не было времени.

Чтобы оказаться на берегу, нам надо было только пересечь Севан. Дождь уже прекратился. Земля под ногами раскисла. Мне уже начинало казаться, что мы благополучно доберемся до берега, когда раздался пушечный выстрел и у самых наших ног взметнулся фонтан грязи.

Смерть, совсем близко.

Говорят, в такие мгновения время останавливается. Наверное, никогда не забуду, как посмотрела тогда на Гортензию. Я увидела ее одновременно младенцем и старухой. Затем чары рассеялись, и я, как бы пробуждаясь ото сна, медленно пошла вперед. Перед нами всходило солнце. Вдруг над ним я увидела яркую зеленую полоску.

— Смотри! — сказала я Гортензии, но полоса уже исчезла.

Возле Шелл-Поинта в гребной лодке нас ждал человек. Я передала Гортензию в его большие руки. Мы двинулись от берега по темной воде, вокруг стреляли. Когда подошли к кораблю, этот человек поднялся на палубу по веревочной лестнице, одной рукой прижимая к себе Гортензию.

Выпалили пушки, развернулись паруса, но к тому времени мы были в безопасности, в каюте; я прижимала дочь к своему трепещущему сердцу. Я почувствовала, как ветер надул паруса, как корабль тронулся с места. Пушечная стрельба стала затихать. Откуда-то сверху послышался пьяный голос:

— Ах, пойдут дела на лад…[39] — фальшивя, пел он.

IV

ГРАЖДАНКА

Я ВОССОЕДИНЯЮСЬ С СЫНОМ

Пятница, 29 октября 1790 года, Тулон

Мы прибыли! Мы снова на твердой земле! Пишу это, сидя за столом у огня, потрескивающего в камине. Стол не качается, чернила не плещут за край… и, раз уж на то пошло, моя рука не дрожит, и желудок наизнанку не выворачивается.

Семь недель морской болезни! Даже сейчас, едва закрою глаза, вижу громоздящуюся надо мной водяную гору. Побывав в море, нельзя остаться атеистом.