Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

После неисчислимых тостов за республику я пригласила гражданина Тальена поиграть со мной в экарте.[53] Я чувствовала, что он слаб по части азартных игр, и доставила ему большое удовольствие, проиграв. После второй игры (которая обошлась мне в семнадцать ливров) я собралась с духом попросить за своих друзей.

— И позволить вашему другу Фредерику вступить во вражескую армию? — ответил вопросом Тальен.

Я не смогла сдержать улыбки.

— Простите, я не нахожу в этом ничего смешного, — сказал Тальен.

— Такое с ним впервые, — объяснила я. — Прежде моего друга не рассматривали как ценное приобретение для чьей-то армии.

Дорогой Фредерик имел репутацию труса. Его даже выставили из Национальной гвардии, куда он пошел добровольцем.

То ли по легкомыслию, то ли нет, но Тальен сказал, что, по его мнению, добыть паспорта вряд ли удастся.

— Должен же быть какой-то выход! — Если бы Фредерик и княгиня Амалия не остались здесь из-за меня, они были бы уже в Англии, в безопасности.

2 октября

Днем ходила в контору депутата Тальена вновь просить о паспортах для Фредерика и княгини Амалии. Пришлось некоторое время подождать. Тальен работал над гранками «Друга граждан» — революционной газеты, которую он сейчас издает. Согласившись наконец поговорить со мной, он объяснил, что спешит закончить эту работу к сроку и потому забросил все прочие дела.

— Тогда, может быть, увидимся как-нибудь в другое время? — спросила я и набралась храбрости пригласить его на ужин.

— Идеально! — сказала Эми, когда я рассказала ей об этом и попросила взять к себе на вечер Эжена и Гортензию.

В тот же день, вечером

Депутат Тальен ушел, моя добродетель неприкосновенна. Она несколько поблекла, но не запятнана. Мы провели вечер вместе; выпили две бутылки вина, которое ему определенно пришлось по вкусу. Играли в пикет и говорили о республике, о конституции, о будущем. Оказалось, под холодной маской благонравия скрывается молодой человек, который искренне стремится принести пользу обществу. Он пламенно верит в революцию, предан идее построения нового мира.

— Умеренные депутаты считают, что радикалы напрасно перечеркивают наше славное прошлое, — сказал он, — а сами тем временем игнорируют настоящее. Отказываются видеть окружающую нас нищету.

— Трудно понять, как можно ее не заметить.

Поговорили о семьях, о надеждах и мечтах.

— Вам двадцать четыре? Двадцать пять? — спросила я. — Не ищете себе жену?

— Разве что жену некоего бригадир-генерала, — ответил он.

— Вы понимаете, что я имею в виду, — улыбнулась я.

— Мне кажется, я не способен на чувство, которое называют любовью.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Это так печально…

— Зато безопасно. — Тальен встал, собираясь уходить. — Вы не спросили о паспортах для ваших друзей. — Он вытащил из кармана камзола бумагу. — Я устроил, чтобы выпустили двоих.

В глазах Тальена отразилось пламя свечи.

— Вы очень добры, — сказала я.

— Мало кто зовет меня добрым.

— Но у меня к вам еще одна просьба, — продолжала я, осмелев от вина. — Меня беспокоит судьба девушки по имени Анна-Жюли де Бётизи, она в тюрьме Пор-Либр. Ей всего девятнадцать.[54] Три дня назад маркиза де Мулен, рыдая, рассказала мне о своей племяннице, брошенной в тюрьму после возращения ее семьи из Германии.

Тальен улыбнулся.

— Создается впечатление, что ваш список может быть долог…

Он подался ко мне.

Спеша, я наклонилась, подняла его саблю и подала ему ее.

— Мне кажется, на этот раз вы все-таки влюбились, — заметила я.

Вздохнув, он приложил руку к сердцу:

— Все ищут моей погибели.

Я засмеялась. Он ушел довольный, я испытала облегчение.

Четверг, 4 октября

Фредерик и княгиня Амалия тихо уехали сегодня утром, я даже не успела с ними попрощаться.

9 октября