Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Послушайте, вы даже не дрожите. — Жан-Виктуар взяла меня за руку.

Скажи это!

Я набрала воздуха:

— Я не умру.

Жан-Виктуар, желая меня утешить, обняла за плечи.

Скажи. Скажи все!

— Я буду королевой, — продолжала я. Слова исходили как будто из сердца.

— Тихо-тихо, сейчас нет королевы, — ласково сказала Жан-Виктуар, словно говорила с ребенком. Но по лицу было видно, что она смущена. Она решила, что я сошла с ума.

— А вы будете моей фрейлиной, — заявила я.

— Вас все лихорадит.

Она потянула меня к окну, на свежий воздух. Я ухватилась за прутья решетки. Послышался выстрел из мушкета, стук копыт скачущей галопом лошади. На улице прыгала какая-то женщина. Она приподнимала юбку, потом камень, потом снова юбку и снова камень.

— Она пытается что-то нам сообщить, — поняла Жан-Виктуар.

Небо было красным. Уже над камнями появилось знойное марево. Женщина приподнимала юбку и указывала на нее.

— Роба.

— Пьер, — сказала Жан-Виктуар, когда женщина показала на камень. — Робеспьер. Она говорит: «Робеспьер».

Женщина схватила себя за горло и стала неистово танцевать.

Жан-Виктуар повернулась ко мне.

— Робеспьер мертв. — Голос звучал испуганно. — Мы спасены!

«Помни, что я сказала!» — говорила старуха…

V

«ДИВНАЯ»

Я ХОЖУ СРЕДИ МЕРТВЫХ И ЖИВЫХ

Среда, 6 августа 1794 года

Сегодня пришли двое. Депутаты. Мы столпились, как скот, и молча смотрели на них — ослабевшие, одетые в лохмотья. За воротами, на булыжной мостовой собралась пьяная, веселая толпа — люди в заплесневелых бальных платьях, в потрепанных шелках, заляпанные грязью.

Нас погнали в церковь. Один из депутатов с листком бумаги в руке поднялся на кафедру.

Эми обняла меня.

— Как ты себя чувствуешь?

Я засмеялась. Все обернулись. Я смеялась будто бы без причины. Но ведь я была одной из тех…

Депутат прочистил горло:

— Мы пришли от имени свободы.

Кто-то выругался. Разве все, что происходило до сих пор, делалось во имя чего-то другого? Знали мы уже эту свободу — она несла с собой смерть.

— У меня здесь список… — продолжал депутат.

Мы задрожали. Знали мы уже эти списки. Всю эту процедуру, шаг за шагом.

— …предварительный. Это список тех, кто, по мнению новых членов Комитета общественной безопасности, считается обвиненными несправедливо. Следующие граждане могут покинуть…

— Ты понимаешь? — шепнула Эми.

— Я не ребенок, — ответила я. Они считали меня сумасшедшей.

— …гражданка Роза Богарне.

Я озиралась в испуге. Назвали мое имя!

Эми схватила меня за руки. Я заглянула в ее заплаканные глаза. Все лица обратились ко мне, меня окружили друзья. Колени у меня подогнулись.

Очнулась я на дощатом столе. Кто-то обтирал мне лоб влажной тканью. Я услышала кашель и слова:

— Она меня слышит.

Я открыла глаза.

Взгляд Эми ободрил меня. Я посмотрела на остальных.

— Ты не понимаешь, Роза, — сказала Эми. — Ты можешь идти домой. Ты свободна.

Я слушала произносимые ею слова со страхом в сердце. «Свободна»? Что это значит?

— Ты пойдешь со мной? — спросила я.

— Вскоре, — заверила меня Эми, размазывая румяна по моим щекам.

Она дала мне корзинку — в ней лежали мое белье, гребень, прядь волос в платке и потертые карты.

— Быстрее, пока они не передумали, — прошептала Эми.

— Я не могу оставить тебя здесь.

— Не плачь! Ты нужна детям.

Мои дети!

Друзья гурьбой провожали до ворот. На улице меня приветствовали криками. Четверо в форме Национальной гвардии сдерживали натиск толпы. Неужели люди набросятся на меня, разорвут на части?

Меня вытолкнули на улицу. Я дрожала, прижимая к себе корзинку. Большие металлические ворота за мной закрылись. Я оглянулась: по лицам друзей бежали слезы.