Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Она подошла к письменному столу и достала из ящика синий сложенный платок, в котором было что-то завернуто.

Я развернула — каштановые волосы, длинные, волнистые.

— Александр, — пояснила Фэнни.

Я подняла глаза.

— Попросила тюремщика срезать.

— Вы… вы были там? — Я почувствовала покалывание в кистях рук. — Вы видели?

Разве я хотела об этом спросить? Хотела знать?

— Мне казалось, что Александр не должен умереть в одиночестве.

Я вжала лицо в колени, стараясь сдержать слезы. Как я почитала эту женщину, ее упрямую, странную силу!

— Роза, тебе дурно?

Выпрямившись, я втянула в себя воздух.

— Простите меня, это была минута слабости.

— Ты бы сделала то же, — сказала она.

Неужели это правда?

— Он, конечно, знал, что вы рядом.

— Это еще не все. — Фэнни передала мне памфлет. Мне бросилось в глаза имя Александра.

— Что это? — спросила я. — Он написал?

В глаза бросилось мое собственное имя. Адресовано мне; я пробежала глазами текст.

«Я — жертва…

Братская любовь к вам…

Хранить память обо мне…»

Слова прыгали у меня перед глазами.

— Где вы это взяли? — Я перевернула листок, покрытый печатным текстом. В нижнем правом углу стояло: «Один су». — Вы это купили?

— Купила у Люксембургских ворот. Их продавал молодой человек в тоге. У него их была целая корзинка. — Фэнни замолчала. — По-видимому, это последнее сочинение Александра обращено к тебе.

«Прощайте, дорогой друг…

Утешьтесь ради наших детей…»

Мне было трудно дышать; я встала и подошла к окну.

— До чего это в духе Александра: устроить так, чтобы его последние слова были опубликованы, — проговорила я.

— Роза, он думал о чести семьи, о детях.

— Я понимаю, — сказала я, глядя в окно. Две женщины поддерживали пьяного, шедшего по улице. — Он влюбился в мадам Кюстин, сноху генерала Кюстина.

— Дельфинию Кюстин? В эту глупую блондинку? — Фэнни презрительно фыркнула. — Это не могло доставить тебе удовольствия.

Я опустилась на обитый материей табурет перед камином.

— Не могу вспомнить, — безучастно проговорила я.

В МОЮ ЖИЗНЬ ВТОРГАЮТСЯ ПРИЗРАКИ

10 августа 1794 года

На рассвете я в сопровождении Жака отправилась в путь. Нищие на улице Вожирар еще спали. Перед Люксембургской тюрьмой бакалейщик бил кнутом осла, пытаясь заставить старое животное двигаться. Мы обошли эту пару стороной.

До монастыря кармелиток идти было недалеко, но дорога туда соединяла два мира. Мужества в разные моменты жизни может быть больше или меньше, и я не знала, хватит ли у меня сейчас духу вновь войти в тюремные ворота. Хорошо, что Жак согласился пойти со мной. Ворота открыл незнакомый стражник. Жак постучал в тяжелую дощатую дверь конторы. Внутри послышался кашель. За дверью в свете сальной свечи мы увидели склонившегося над газетой тюремщика. На стуле, сонно понурившись, сидела беременная Люси, а в дальнем углу — Эми. Меня поразило животное выражение ее глаз.

Она безумно рассмеялась и зашлась кашлем, не дававшим ей вдохнуть.

— Разве я так страшна? — сказала она наконец.

Жак взял корзинку с ее скудными пожитками.

— Вы готовы?

— А как же Жан Анри? — спросила я.

— Круасси? — Тюремщик поискал в бумагах. — Нет.

Люси пожала плечами.

На улице к нам подошел старик и, со словами «Добро пожаловать!», протянул Люси цветок.

— Откуда он узнал? — Старик, прихрамывая, уходил, а она смотрела ему вслед.

Я взяла Эми за исхудавшую руку.

— Мы живем у тети Фэнни, на улице Турнон, — объяснила я. — Отсюда недалеко. У вас хватит сил дойти?

— А мы разве не на улицу Сен-Доминик?

— Там опечатано.

— Я не могу вернуться домой?

— Идем, — сказала я.

11 августа