Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

— Ни тюрьма, ни беременность не умерили тщеславия этой девочки, — вздохнула я. — А Эми?

Фэнни кивнула в сторону двойных дверей, ведущих на балкон.

— Только что встала. Удалось достать билеты на дилижанс в Фонтенбло?

— Утром попытаюсь снова. — Попыток было уже две.

Я вышла на балкон. Эми перегнулась через перила; ее длинными распущенными волосами играл ветер. Я хотела посоветовать ей соблюдать приличия, но придержала язык. Какое теперь это имеет значение?

Я обняла Эми за плечи, поцеловала в лоб. Она проспала мертвым сном более двадцати часов, но по-прежнему выглядела измученной.

— Хорошо, — произнесла она, отвечая на мой незаданный вопрос, и приложила ладонь ко рту, чтобы сдержать кашель.

Я посмотрела вниз, на толпу. Женщина, кормившая грудью ребенка, была одета в сшитое из флага платье. Четверо молодых людей в тогах под общие одобрительные возгласы медленно шли по улице со знаменем, на котором было выведено слово «Народ».

— Как во сне, — сказала я. То и дело ветер приносил слабый запах жимолости.

Эми улыбнулась. Той «ужасной тюремной улыбкой», как окрестила ее Фэнни.

На улицу Турнон свернула повозка, запряженная гнедыми лошадьми. За нею ехали две другие. На последней стоял высокий молодой человек, одежда которого была украшена красными, белыми и синими лентами. Женщина в платье из флага стала радостно кричать, поднимая младенца словно для благословения.

— Не Тальен ли это? — спросила я. Именно его подпись стояла на постановлении о моем освобождении. Рядом с ним сидела очень красивая молодая женщина, едва прикрытая белой тогой и шарфом с надписью «Свобода», перекинутым через плечо. Ее курчавые черные волосы были коротко, по-мальчишески, острижены. — И Тереза Кабаррюс!

Мои дети рассказали, как эта дама послала депутату Тальену записку из тюрьмы, спрятанную в капусте заодно с маленьким кинжалом; как ради ее любви он размахивал этим кинжалом в Ассамблее, бросил вызов тирану Робеспьеру и покончил с террором.

— Ваши друзья — новые король и королева, — сказала вышедшая к нам Фэнни. — Могут пригодиться.

Я сорвала цветок с росшей в горшке розы и попробовала бросить его в повозку. Однако промахнулась и попробовала снова, окликнув на этот раз Тальена по имени. Тереза посмотрела на наш балкон, попыталась сказать что-то Тальену, но на улице было слишком шумно.

Вскоре после этого в ворота постучали. Жак, вернувшись, сказал:

— Приходил мальчик — просил передать вам, что дама, ехавшая с депутатом Тальеном, приглашает вас к себе.

— Тереза? Он оставил адрес?

— Улица Жорж, девять. Завтра в три пополудни.

— Ты похлопочешь о Мари? — спросила Фэнни, схватив меня за руку.

12 августа

Дверь открыл худенький подросток чуть старше Эжена.[68] Я прошла за ним в комнату, уставленную цветущими кустарниками в горшках.

— Она с-сейчас п-придет, — заикаясь, сказал он и ушел.

До меня донеслось пение: женский голос выводил какой-то печальный напев. В комнату вошла Тереза Кабаррюс в просторной белой тунике на древнеримский манер. Короткие иссиня-черные кудри, как и у меня, обрамляли ее лицо, делая похожей на мальчишку.

«Постриглась по той же причине, что и я», — подумалось мне. Но той серой бледности — печати, отметившей жертвы террора, — у нее не было. Вряд ли она пережила заключение. Мы обменялись обычными любезностями.

— На вас нет шрамов, — сказала я, имея в виду ужасы прошлого.

Тереза сбросила с ноги белый шелковый тапочек.

— Видите? — Она коснулась трех пятнышек на пальцах. — Это крысы.

Я приложила ладонь к горлу, зная, на что крысы способны.