Годы - Анни Эрно

Потоки всяческих перемещений пронизывали общество: крестьяне спускались с гор в долины, студенты, выселенные из центра городов, поднимались в расположенные на холмах кампусы и месили в Нантерре ту же грязь, что и жившие в нищих пригородах иммигранты. Французы, репатриированные из Алжира, и рабочие семьи, покинувшие свои низкие домики с удобствами на дворе, съезжались в большие многоквартирные комплексы с цифрами и буквами на подъездах. Но не совместная жизнь привлекала людей — им просто хотелось иметь центральное отопление, светлые стены и ванную.

Самое запретное, то, что казалось вообще невозможным, — противозачаточные таблетки — стали официально разрешены. Спросить у врача рецепт мы не решались, а он сам не предлагал контрацептивы, особенно незамужним. Просьба воспринималась как доказательство безнравственности. Было четкое ощущение, что с таблеткой жизнь разительно переменится, наступит такая свобода распоряжаться своим телом, что даже страшно. Такая же, как у мужчин.

А в мире молодежь резко заявляла о себе. Война во Вьетнаме давала ей поле для протеста, а «сто цветов» Мао — поле для мечты. Незамутненная радость находила выражение в экспериментах «Битлз». Едва услышав их, хотелось быть счастливым. Антуан, Нино Феррер и Дютронк обыгрывали их в музыкальном паясничанье. Солидные, состоявшиеся взрослые старательно игнорировали их и слушали игровые передачи на «Радио Люксембург», юморески Мориса Биро на «Европе-1», «Минутку благоразумия» Сен-Гарнье, спорили, кто из дикторш красивее, и рассуждали, кто у нас новая Пиаф — Мирей Матье или Жоржетт Лемэр. Мы только что выпутались из Алжира, насытились войнами по горло и теперь в замешательстве смотрели, как израильские танки давят солдат Насера, и опять — непонятно почему — встает вроде бы урегулированная проблема, и жертвы превращаются в победителей.

Лета все больше походили друг на друга, и все скучнее становилось думать только о себе, установка на «самореализацию» выхолащивалась в вечном одиночестве и спорах в одних и тех же кафе, ощущение затянувшейся молодости казалось однообразным, и все явственней представала социальная выгода брака по сравнению с холостяцким житьем. Мы становились смелее в романах, и после минутной оплошности с календарем Ожино внезапно оказывались людьми женатыми и вскоре даже родителями. Встреча яйцеклетки и сперматозоида задавала импульс индивидуальной истории. Мы доучивались, подрабатывая младшими преподавателями, добирая проведением опросов и репетиторством. Поездка по контракту в Алжир или в Черную Африку казалась заманчивым приключением, последней отсрочкой перед тем, как остепениться.