Нож - Ю. Несбё (2019)

Дворники чистили стекло. Туда-сюда. Новое начало, чистый лист каждые три секунды. Вечное отпущение грехов.

По радио пели йодль на два голоса под аккомпанемент банджо.

Глава 29

Два с половиной года назад

Руар Бор стер со лба пот и посмотрел на небо над пустыней.

Солнце расплавилось, поэтому его не было видно. Оно расползалось желтой медью по затуманенной голубизне. А под ним – черный гриф, расправивший трехметровые крылья, черный крест на медно-желтом фоне.

Руар Бор снова огляделся. Здесь их всего двое. Одни посреди пустыни, кругом лишь пологие горы и груды камней. Конечно, они нарушили все инструкции по безопасности, когда отправились за пределы лагеря без должной защиты. Но в рапорте будет написано, что он рассматривал это в качестве жеста доброй воли по отношению к односельчанам Халы: начальник погибшей девушки лично доставит ее труп родным и приедет без охраны, как простой человек.

Еще месяц, и он уедет отсюда, вернется в Норвегию из своей третьей и последней командировки в Афганистан. Он скучал по дому, он всегда скучал по дому, однако не радовался, оказавшись там. Он знал, что после возвращения пройдет всего две-три недели и ему снова захочется сюда.

Но больше командировок не будет, он подал заявление и был принят на работу директором в недавно созданный Норвежский национальный институт по защите прав человека в Осло. Организация эта формально подчинялась стортингу, но действовала как независимый орган. Институту предстояло разбираться в вопросах соблюдения прав человека, информировать и консультировать парламент, а в остальном его полномочия были довольно расплывчатыми. Но это неплохо: сам Бор и восемнадцать его сотрудников смогут сами определять круг своих обязанностей. Во многих отношениях эта работа будет похожа на то, чем он занимался в Афганистане, только у него не будет оружия. Поэтому он согласился. Генералом ему все равно не стать. В определенный момент человеку тактично и деликатно дают понять, что он не принадлежит к числу немногих избранных. Но ему надо было уехать из Афганистана не по этой причине.

Он видел перед собой лежащую на асфальте Халу. Обычно она носила западную одежду, лишь скромно кутала голову в хиджаб, но в ту ночь на ней был синий шальвар-камиз, задранный до талии. Бор помнил обнаженные бедра и живот, светящуюся кожу, медленно теряющую блеск. Точно так же жизнь уходила из других прекрасных глаз. Даже мертвая, Хала удивительно напоминала Бьянку. Он заметил это сходство сразу, в самый первый раз, когда ему представили его личную переводчицу. На него словно бы смотрела Бьянка, вернувшаяся из мира мертвых, со дна реки, чтобы снова быть вместе. Но Хала, разумеется, не могла этого знать, да он и не хотел ничего ей объяснять. А теперь вот и ее не стало.

Но он нашел еще одну женщину, похожую на Бьянку, начальницу службы безопасности Красного Креста, Кайю Сульнес. Может быть, Бьянка теперь жила в ней? Или в ком-то другом? Надо приглядываться к окружающим повнимательнее.

– Не делайте этого! – умолял молодой мужчина, стоявший на коленях на асфальте позади «лендровера», припаркованного на ответвлении дороги.

Мужчина был в светлой камуфляжной форме, а нашивки свидетельствовали о том, что он сержант спецназа. Руки его были сложены на груди, вероятно, потому, что запястья стягивали полоски белого пластика, которыми обычно связывали военнопленных. Пятиметровой длины цепь тянулась от наручников к креплению на задней части «лендровера».

– Отпустите меня, Бор! У меня есть деньги. Наследство. Если отпустите, я буду молчать! Никто никогда не узнает о том, что произошло!

– А что произошло? – спросил Бор, не убирая дула своего «Кольта Канада C8» ото лба сержанта.

Сержант сглотнул.

– Афганская женщина. Хазарейка. Все знают, что вы с ней были очень близки, но если никто не поднимет шума, то скоро обо всем забудут.