Нож - Ю. Несбё (2019)

– Потому, что он был женат и недоступен. И потому, что был высоким и светловолосым. Антон напоминал мне одного человека, которого я любила раньше.

Эрланд подумал, что этот факт тоже важен, но к нему они, возможно, вернутся несколько позже.

– Давайте поговорим о психологической травме, Кайя. Вы говорили, что испытывали чувство вины. Но позвольте мне задать вопрос, который вы, возможно, сочтете похожим, хотя на самом деле он о другом. Вы раскаивались?

Кайя уперлась указательным пальцем в подбородок, будто хотела показать ему, что задумалась.

– Да, – сказала она. – Но одновременно это принесло мне и странное облегчение. Я почувствовала себя лучше.

– Вы почувствовали облегчение, когда Соня умерла?

– Вы хотите сказать – после того, как я убила Соню? Да, после убийства я почувствовала себя лучше.

Эрланд Мадсен зафиксировал эту ее последнюю фразу в истории болезни и уточнил:

– Можете описать, что именно входит в понятие «лучше»?

– Свобода. Я ощутила себя свободной. Убить – это все равно как перейти границу между странами. Тебе кажется, будто это непреодолимая преграда, что-то вроде стены, но когда ты ее пересекаешь, то понимаешь: это всего лишь условная линия, начерченная людьми на карте. Мы с Соней обе перешли границу. Она была мертва, а я была свободна. Но я чувствовала себя лучше прежде всего потому, что человек, предавший меня, испытывал страдания.

– Вы говорите об Антоне?

– Да. Он страдал вместо меня. Антон был моим Иисусом. Моим личным Иисусом.

– Каким образом?

– Я распяла его на кресте, чтобы он мог взять на себя мои страдания, а ведь точно так же люди поступили с Иисусом. Потому что Иисус ведь не добровольно взошел на крест, Он страдал не по своей воле, это мы распяли Его, в этом все дело. Мы достигли спасения и вечной жизни, убив Иисуса. Бог мало что мог сделать. Он не приносил в жертву своего сына. Если правда, что Бог дал человеку свободную волю, то, значит, мы убили Иисуса против воли Божьей. И в тот день, когда мы поймем это, поймем, что можем поступать против воли Господа, в тот день мы освободимся, Мадсен. И тогда уже может произойти все, что угодно.

Кайя Сульнес рассмеялась, а Эрланд Мадсен отчаянно старался сформулировать следующий вопрос. Но это у него никак не получалось, и он просто сидел и смотрел, как странно блестят ее глаза.

– Я вот о чем хотела вас спросить, – сказала Кайя. – Если я один раз испытала такое освобождение, то стоит ли мне повторить? Следует ли мне распять настоящего Иисуса? Или же я просто сошла с ума?

Эрланд Мадсен облизал губы.

– А кто настоящий Иисус?

– Вы не ответили на мой вопрос. У вас есть для меня ответ, доктор?

– Все зависит от того, о чем вы на самом деле спрашиваете.

Кайя улыбнулась и тяжело вздохнула.

– Ну вот… – протянула она, посмотрев на часы на узком запястье. – Кажется, наше время истекло.

После ее ухода Эрланд Мадсен некоторое время сидел и перечитывал свои записи, а потом сделал на полях пометку: «ВНИМАНИЕ! Подробнее поговорить об этом в следующий раз. Что значит – после убийства почувствовала себя лучше?»

Через два дня Туриль сказала, что в приемную звонила некая Кайя Сульнес и просила передать доктору Мадсену, что следующий сеанс отменяется: она больше не будет ходить к психотерапевту, поскольку уже нашла решение своей проблемы.

Глава 44

Александра Стурдза сидела за столиком у окна в пустой столовой Государственной больницы. Впереди ее ожидали чашка черного кофе и еще один длинный рабочий день. Накануне она проработала до полуночи и спала всего пять часов, поэтому ей требовались все доступные стимуляторы.