Защищая Джейкоба - Уильям Лэндей (2019)

Идея привлечь к делу психиатра принадлежала Джонатану. Оценка дееспособности и объема уголовной ответственности – это стандартная процедура, убеждал он нас. Однако беглый поиск в Интернете показал, что психиатр, которого он выбрал, была крупным специалистом в области вопросов влияния генетической наследственности на поведение. Вопреки собственным словам об абсурдности «гена убийцы», Джонатан готовился в случае необходимости встретить проблему во всеоружии. Я же был убежден, что, какова бы ни была научная ценность этой теории, Лоджудису никогда не позволят выступить с подобной аргументацией перед присяжными. Этот довод представлял собой прилизанную наукообразную версию старого процессуального фокуса, который юристы называют «ссылкой на наклонности»: если обвиняемый имеет обыкновение делать подобные вещи, значит он, скорее всего, это и сделал, даже если обвинение не может этого доказать. Все просто: допустим, обвиняемый специализируется на ограблении банков; ограблен некий банк – мы все знаем, кто приложил к этому руку. Это такой способ для обвинения подтолкнуть присяжных в нужном направлении, несмотря на неубедительность доводов. Ни с одним судьей этот номер у Лоджудиса не прошел бы. Немаловажно и то, что наука о генетически обусловленном поведении просто еще не была развита настолько, чтобы ее приняли в суде. Это новая область, а закон намеренно отстает от науки. Суды не могут позволить себе допускать ошибки, полагаясь на передовые научные теории, которые еще не подтвердились. Я не винил Джонатана за то, что он готовился оспаривать теорию «гена убийцы». В нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Адвокату необходимо быть готовым ко всему, даже к крохотному шансу того, что судья может принять довод о гене убийцы. Меня беспокоило то, что он не спешил посвящать меня в свои замыслы. Джонатан мне не доверял. Я-то воображал, что мы с ним будем действовать как одна команда, собратья по юридическому цеху, коллеги. Оказалось же, что для Джонатана я всего лишь клиент, хуже того – клиент непредсказуемый и ненадежный, которого следует держать в неведении.

Наши встречи с психиатром проходили на территории больницы Маклина – психиатрической клиники, где работала доктор Элизабет Фогель. Мы встречались в голом, без единой книги, кабинете. Из мебели в нем было всего несколько кресел да пара низеньких столиков. По стенам развешены африканские маски.

Доктор Фогель оказалась крупной женщиной, но при этом отнюдь не пухлой; в ней не было ни капли бледной мягкости человека, принадлежащего к академической среде, хотя она к ней принадлежала. (Кроме больницы Маклина, она преподавала и занималась исследовательской работой еще и на медицинском факультете в Гарварде.) Впечатление массивности она производила скорее благодаря широким плечам и крупной, несколько угловатой голове. Кожа у нее была оливковая и, хотя на дворе стоял еще только май, уже очень загорелая. Волосы, почти полностью успевшие поседеть, коротко подстрижены. Никакой косметики. В смуглой мочке уха сверкало созвездие из трех бриллиантовых сережек-гвоздиков. Я легко мог представить, как она каждые выходные отправляется в пеший поход куда-нибудь по опаленным солнцем горным тропам или сражается с волнами в заливе Кейп-Код. Она была величиной и в смысле научного веса, что лишь добавляло ей внушительности. Для меня так и осталось загадкой, почему такая женщина вдруг выбрала для себя скромную, требующую терпения работу психиатра. Ее манера держаться наводила на мысль о том, что ее раздражают глупости, которых за свою жизнь наверняка выслушала очень немало. Вместо того чтобы сидеть и молча кивать, как полагается психиатрам, она всем телом подавалась вперед, склонив голову набок, как будто хотела как можно лучше тебя слышать или жаждала хорошего откровенного разговора, настоящей истории.