Все приключения Шерлока Холмса - Джон Диксон Карр, Артур Конан Дойль (2014)

– Именно. Я бы не догадался, что это и есть «Гавань», если бы не спросил какого-то бездельника, который курил на улице. Высокого, черноволосого, с большими усами и, как мне показалось, с военной выправкой. В ответ он мотнул головой в сторону нужного мне дома и почему-то окинул меня пристальным, вопросительным взглядом, который припомнился мне чуть позже.

Едва ступив за ворота, я увидел, что мне навстречу по подъездной дорожке идет мистер Эмберли. Еще утром мельком взглянув на него, я заметил в нем что-то необычное, теперь же, при свете дня, его внешность показалась мне еще более странной.

– Я, разумеется, знаю, как он выглядит, – вставил Холмс, – но интересно послушать ваши впечатления.

– Он выглядит так, будто заботы в буквальном смысле слова пригнули его к земле. Спина сгорбилась под бременем этой тяжкой ноши. Однако он вовсе не так немощен, как мне показалось на первый взгляд: плечи и грудь у него богатырские, хотя переходит этот мощный торс в сухие, тонкие ноги.

– Левый ботинок морщит, правый – гладкий.

– Этого я не заметил.

– Вы, разумеется, нет. Зато от меня не укрылся его протез. Однако продолжайте.

– Меня поразили эти космы сивых волос, которые вылезали из-под старой соломенной шляпы, исступленно-неистовое выражение лица, изрезанного глубокими морщинами.

– Очень хорошо, Уотсон. Что он говорил?

– Он принялся рассказывать мне историю своих злоключений. Вдвоем мы прошли всю подъездную дорожку, и я, разумеется, во все глаза смотрел по сторонам. Никогда не видел столь неухоженного места. Везде сорняки, все растет, как придется, повинуясь велению природы, а не искусству садовника. Ума не приложу, как только добропорядочная женщина могла такое терпеть. Оказалось, что и дом запущен до последней степени. Бедняга, видно, и сам это чувствовал и пытался как-то поправить дело. Во всяком случае, в левой руке он держал толстую кисть, а посреди коридора стояла большая банка с зеленой краской. Перед моим приходом он взялся за покраску.

Он повел меня в свой обшарпанный кабинет, и мы долго беседовали. Конечно, он огорчился из-за того, что вы не приехали сами. Сказал: «Я не слишком и надеялся, в особенности после того, как понес столь тяжелые материальные потери, и теперь моя скромная персона едва ли сможет привлечь к себе внимание такого знаменитого человека, как мистер Шерлок Холмс».

Я заверил его, что финансовая сторона вопроса совершенно не при чем.

«Да, конечно, – отозвался он, – он этим занимается из любви к искусству, но, возможно, в моем деле для него как раз нашлось бы кое-что артистическое. По части человеческой природы, доктор Уотсон, и черной неблагодарности, на которую она способна! Разве я хоть раз отказал ей в чем-нибудь? Более избалованной женщины просто не найти. А этот молодой человек – я относился к нему как к собственному сыну. Здесь он чувствовал себя как дома. И посмотрите, как они со мной обошлись! Ах, доктор Уотсон, это ужасный, страшный мир!»

В таком духе он изливался мне час, а то и больше. Он, оказывается, ничего не подозревал об их романе. В доме жили только он и жена, служанка приходит каждое утро и уходит в шесть вечера. В тот памятный день старик Эмберли, решив доставить удовольствие жене, взял два билета в театр Хеймаркет, на балкон. В последний момент она пожаловалась на головную боль и отказалась ехать. Он поехал один. Сомневаться в этом, по-видимому, нет оснований: он показывал мне неиспользованный билет, который предназначался жене.

– Замечательно… просто замечательно, – заметил Холмс, его интерес к делу рос на глазах. – Продолжайте, Уотсон, прошу вас. Я нахожу ваш рассказ крайне увлекательным. Вы лично осмотрели билет? Номер кресла случайно не запомнили?

– Представьте себе, запомнил, – не без гордости ответил я. – Номер совпал с номером моего шкафчика в школьной раздевалке: тридцать первый. Вот он и застрял у меня в голове.