Последняя рукопись - Франк Тилье (2019)

– Рассчитываешь превратить своего палача в союзника, потому что он потерял память? Молодец, соображаешь… – Она присела. – Тебе нравится боль, а? Нравится? Так вот, ты ее узнаешь. Клянусь, мы пойдем до конца. Мы уже не можем повернуть назад, ни ты, ни мы. Все мы в одной лодке. Спасай свою шкуру, как можешь, и говори все, что знаешь.

Он изогнулся, стараясь выпрямиться, чтобы приглушить стреляющую боль в плече.

– Вы все равно… скоро меня убьете. Вы никогда… не выпустите меня отсюда… После всего, что вы заставили меня вынести. – Он кивнул в сторону Жюлиана. – Вот зачем он сюда вернулся, даже со своей искореженной памятью? Ты притащила его, потому что думала, он сделает работу, которую… ты не способна сделать одна? Но он не может… Придется тебе самой выпутываться.

Жюлиан неожиданно тоже подошел к пленнику и всем своим весом наступил на изувеченную ногу, так что хрустнули кости. Его глаза снова стали пустыми. Лин изумленно взглянула на мужа, но Жюлиан не проронил ни слова. Он безучастно наблюдал, как человек потерял сознание, а потом снова пришел в себя, с отяжелевшей головой, с вылезающими из орбит глазами. На губах пленника выступила пена. Жюлиан рванулся к нему.

Теперь уже Лин готова была остановить мужа, но сдержала свой порыв. Он что-то вспомнил? Или его просто обуревают инстинкты? Тогда Жюлиан резко отпрянул, шокированный тем, что только что сделал.

Думать о Саре, и только о ней. Живой. Мертвой. Четыре года страданий. Труп ее, загруженный в багажник, точно обыкновенный кусок туши. Ее доченька. Нет, Жюлиан прав: никакой жалости к этому типу. Направить ствол пистолета, прицелиться еще раз, ничего не упустить. Тяжелый момент для него, для них, его надо пережить, не тяжелее, чем визит к дантисту, чтобы вырвать зуб. Ничего не попишешь. Идти до конца, теперь, в минутном помутнении, в лихорадке эмоций. Сара. Мертва.

Должно быть, по едва заметной искорке в ее глазах, по дрожанию ее пальцев Джордано понял, что сейчас она всадит в него пулю: в плечо, в руку, в ключицу – раздробит ему кость, потом другую и так далее. Однако, вместо того чтобы сдаться, он улыбнулся ей, одними губами. И от этой его реакции Лин вздрогнула.

– Да пошли вы!.. Я… никогда… не заговорю…

И тогда она решилась. Но какой-то голос внутри ее приказал ей отвести руку как раз перед тем, как она нажала на спуск. Пуля ударилась в стену, в пятидесяти сантиметрах от цели. Лин не смогла, не осмелилась, слишком крепки оказались преграды, у нее не было ни сил, ни отваги Жюдит Модруа. Она рухнула перед ним на колени, ухватилась за ворот его свитера и принялась трясти его, умоляя: «Говори же, говори, мерзавец». Но это было все равно что трясти мертвое тело, тряпку – он больше не сопротивлялся, готовый к новому страданию, потому что новая боль не могла быть сильнее того, что он уже претерпевал.

Да, он был готов уйти вместе со своими тайнами. Он покидал поле боя.

Лин поднялась на ноги, она не знала, что делать. Жюлиан оставался в стороне, в полной нерешительности. Она поняла, что муж так ничего и не вспомнил, что он действовал инстинктивно. Она представляла, какой хаос творится у него в голове, какие вопросы там сталкиваются. Наверное, ей не следовало привозить Жюлиана сюда, лучше было оставить этот ад для себя одной, но теперь уже слишком поздно. Он знал, и он узнает. Он и прежде знал, в любом случае.

Она с досадой глянула на него, схватила за руку и потащила за собой. Они сбежали, оставив Джордано погибать в его тюрьме.

49