Последняя рукопись - Франк Тилье (2019)

Вадим, будучи не в лучшей форме, непрерывно куда-то названивал. Он в ярости разъединился.

– Ни черта! Nada![21] Будто испарился!

В этот момент появился Этан Дюпюи с документами под мышкой.

– Пришлось порыться в пыли, чтобы раздобыть дело об исчезновении Люка Тома. Большинство жандармов, которые этим занимались, вышли в отставку. Но есть пара-тройка интересных вещичек.

Он протянул Вадиму ксерокопию. Вик отодвинулся от своего стола и присоединился к ним.

– Это фоторобот, составленный по описанию родителей, когда парень дал деру. Картинка никуда не годится, согласен, но лучшей у нас нет.

Вик внимательно вгляделся в лицо, полученное из выбранных в базе данных носа, лба, губ. Черты были грубые, глаза чересчур далеко расставлены, миндалевидный рот. Единственный достоверный факт: Люк Тома был брюнет с карими глазами. Тогда, во всяком случае.

– Командир группы Симон Сорель на самом деле никогда не прекращал поисков. Сам знаешь, незакрытое дело, которое преследует тебя всю жизнь. Когда он еще служил, то как минимум раз в год перетряхивал все учреждения Франции, чтобы отыскать след мальчишки. Безуспешно. В две тысячи втором, спустя четырнадцать лет после исчезновения парня, он снова вернулся к Мари-Поль Тома с группой экспертов, уволок из дома его одежку и потребовал в лаборатории изрезать ее на куски, чтобы обнаружить ДНК. Это стоило бешеных денег, но они нашли биологические следы.

Вик отложил фоторобот.

– То есть ты хочешь сказать, что мы располагаем образцом ДНК Мориарти?

– Ага, он уже давно болтается во FNAEG. Безрезультатно.

Вывод напрашивался сам: выходит, Люк Тома, числящийся пропавшим, никогда не имел проблем с правосудием. С самого дня побега он жил подпольной жизнью.

– Вот и все, что у нас есть. Я переговорил по телефону с Сорелем, он дошел до того, что решил, будто парнишка умер. Когда я сообщил ему, что мы преследуем предполагаемого Люка Тома, бедняга совершенно растерялся.

– Еще бы, я думаю.

– Оставляю документы вам. У меня есть копия.

Дюпюи кивнул им и вышел. Вик вернулся на свое место и принялся рассуждать вслух:

– Восемьдесят восьмой год… Представь: ты сбегаешь из Рош-Нуар с желанием, чтобы тебя не нашли. Ты не оставил после себя ни одной своей фотографии. У тебя есть мешочек со шмотками и наверняка немного еды. Что ты делаешь в первую очередь?

Вадим поднялся, подошел к окну и прислонился к радиатору, заложив руки за спину.

– Если я не хочу, чтобы меня поймали, то впрыгиваю в первый попавшийся автобус или поезд и уезжаю как можно дальше от своего региона. В восемьдесят восьмом не было всех этих камер видеонаблюдения, интернета, мобильников. Если я растворюсь в толпе большого города в сотнях километров отсюда, нет никакого шанса, что меня найдут, тем более без фотки.

– А потом? Как ты будешь выживать?

Вадим пожал плечами.

– Ты не выживешь. В большом городе, да еще в чужом, четырнадцати-пятнадцатилетний мальчишка непременно в конце концов попадет в полицию, больницу или к социальным службам. Если бы он в каком-нибудь учреждении сообщил свое настоящее имя, группа Сореля нашла бы его.

– А как ты поступаешь, чтобы не называть своего настоящего имени?

– Лично я прикидываюсь немым, травмированным. Который ничего не понимает. Как без документов можно узнать, кто я на самом деле, если я не говорю?

Вик убежденно кивнул.

– …Или как будто я ничего не помню… Я, например, изображаю, будто потерял память. Парнишка делает вид, что не знает ни кто он, ни откуда взялся. Ты просто на все вопросы, которые тебе задают, отвечаешь «не помню»…

– Вроде Жюлиана Моргана.