Королевство гнева и тумана - Сара Маас (2016)

— В ту же ночь она уничтожила половину Двора кошмаров. Без всякой надобности, просто чтобы предъявить свою власть. И — в качестве запоздалой мести за отца Тамлина. И я понял… понял, что я и мой двор оказались под пристальным ее вниманием. Это было опасно, очень опасно. В ту ночь, когда Амаранта заинтересовалась мною, я сказал себе, что начинаю новую войну. Это будет совсем иная война, намного отвратительнее открытых сражений. Амаранта не скрывала своих поползновений ко мне. Ее занимали не столько телесные утехи, сколько месть призраку моего отца. Я решил: что ж, она получит желаемое. В ту же ночь я довел ее до неистовства, до исступления. Она стонала и кричала, корчась в судорогах страсти и требуя еще, еще. Она была ненасытна.

Я схватилась за край стола. Ноги отказывались меня держать.

— Потом она прокляла Тамлина. И еще один мой смертельный враг превратился в средство возможного освобождения. Каждую ночь, которую я проводил с Амарантой, я знал: у нее шевелилась мысль — не попытаюсь ли я ее убить? Сделать это с помощью магических сил я уже не мог. Задушить ее или заколоть кинжалом — тоже. У нее была поставлена надежная защита против телесного вреда. Все пятьдесят лет, ложась с нею, я искал способ ее убить. Но Амаранта быстро уверилась в своей неуязвимости. К тому же она считала: раз я так умело доставляю ей наслаждение, то мне и самому это нравится. Постепенно она начала доверять мне больше, чем другим. Особенно когда увидела, как я умею расправляться с ее врагами. Я был рад их уничтожать. Пусть большинство из них не были моими врагами, за ними тянулась цепь гнусностей. Расправляясь с ними, я считал, что хотя бы частично избавляю Притианию от дерьма… Так прошло десять лет. Я уже не ждал, что когда-нибудь снова увижу своих друзей, увижу Веларис. Я стал забывать их лица. Словом, я утратил всякую надежду.

Он тяжело вздохнул:

— А три года назад у меня появились странные сны. Вначале они длились мгновения. Мне казалось, что я вижу мир глазами кого-то другого. Потрескивающий очаг в темном, угрюмом доме. Копна сена в сарае. Уголок леса, где водятся кролики. Эти видения были нечеткими, словно я смотрел через затуманенное стекло. В них не было никакой последовательности. В иной месяц я видел два или даже три подобных сна, а в иной — ни одного. Я не придавал им особого значения, пока однажды не увидел во сне руку. Эта рука держала кисть и рисовала цветы вдоль кромки стола.

У меня замерло сердце.

— И тогда я послал ответ. Видение ночного неба. Воспоминания о нем пробуждали во мне радость, которой мне отчаянно не хватало. Открытое ночное небо, звезды и луна. Я не знал, дошло ли мое послание, но все равно его отправил.

Кажется, я перестала дышать.

— Рука, держащая кисть, была женской. Лица женщины я не видел, но я… дорожил своими мимолетными снами. Они напоминали мне, что где-то еще сохраняется мирная жизнь, где-то еще есть свет. Где-то есть сравнительно безопасное место, если неведомая мне женщина разрисовывает цветами стол. Так продолжалось года два, а год назад… я спал рядом с Амарантой и вдруг проснулся после очередного странного сна. Он был ярче и четче, как будто туман рассеялся. Мне снилось, что я попал в чужой сон. Она… ты спала. Тебе снился кошмарный сон: сначала ты убегала от богге, но наткнулась на злодейку, и та перерезала тебе горло… Я не мог добраться до тебя и поговорить с тобой. Но то, что тебя окружало, было уже из нашего мира. Я догадался: туман, вероятнее всего, был стеной. Раз его не стало, значит, ты теперь в Притиании.

Я видел тебя через твои сны. Я запоминал видения, снова и снова пытался разобраться в них и понять, где же ты находишься и кто ты вообще. Существа, которых ты видела в кошмарах, принадлежали ко всем дворам. Я просыпался, ощущая твой запах, и он преследовал меня весь день, сопровождал каждый мой шаг. А однажды тебе приснилось, что ты стоишь среди зеленых холмов и смотришь на поленья костров, которые вспыхнут в ночь Каланмая.