— С какими выводами, Дима? — повернувшись, встречаясь с ним глазами. Выглядит бледным, но из всех сил старается не выдать паники. — Выводами о том, что мой сын вырос паразитом, единственная цель которого — прожигать заработанные мной деньги? Или о том, что он настолько непорядочен, что обманывает свою девушку? Вернее, невесту?

— Ты утрируешь, пап.

— Тогда ответь, где сейчас Юля?

— Дома. Она не может выйти, потому что у нее дел много.

Самое ужасное, что он действительно не понимает. Даже не задумывается, как звучат его слова со стороны.

— Вот, Дима, — выдержка постепенно покидает меня, и я делаю то, что делаю крайне редко: повышаю голос. Потому что, блядь, по самому живому. — У твоей невесты есть дела. А у тебя какие дела? Побольше денег у отца выпросить? А если не выпросить, то обмануть? Я ведь идиот, и денег у меня немерено, так ты считаешь? Что все, что я зарабатываю, я должен тратить на тебя, потому что у нас одна кровь. Ну!! Отвечай, мать твою! Так ты считаешь?

— Пап, тут люди кругом. Давай потише — опозоримся.

— А сейчас ты не позоришься? Когда с шалавами обнимаешься, пока тебя девушка дома ждет?

Кадык на шее Димы дергается, и на лице проскальзывает что-то напоминающее обиду и задетую гордость.

— Во-первых, Сабина и Кристина просто подруги, а во-вторых, мои дела с Юлей тебя не касаются.

— А жениться ты для чего на ней собрался, ответь мне.

— Я ее люблю, пап. И у нас все серьезно.

— Да что у тебя может быть серьезно, Дима? — я не удерживаюсь от горькой ухмылки. — У тебя же вся жизнь — шутка. Чужой труд для тебя — ничто, ответственность — ничто, чувства чужие — ничто. Девчонка же замуж за тебя собирается. Это что для тебя прикол такой? Во взрослого захотелось поиграть? Она свадебное платье себе выбирает и ужин готовит, а ты здесь со шлюхами обжимаешься. Ты же жизнь ей испортишь, пойми ты. Вот так, ни за что, просто потому что она тебе доверяет.

— Пап, ты все слишком остро воспринимаешь. Я Юлю люблю и ничего портить ей не собираюсь. Она со мной счастлива. Просто мне дома скучно, пока она за ноутбуком торчит.

— А как ты дальше жить с ней собрался? Если уже сейчас по девкам бегаешь?

— Как все живут, пап, — объявляет Дима с вызовом. — Ты и сам не без греха. Мама рассказывала, что пока вы были вместе, ты тоже гулял…

Да это просто вечер открытий какой-то. Ну Снежана. Получишь ты у меня и виллу в Италии, и Бали, и Израиль. Прямо завтра.

— Я гулял? — прищурившись смотрю на него, — Да у меня, сын, времени поспать не было, потому что я на двух работах вкалывал, чтобы у тебя пеленки и распашонки были. На кофе и сигаретах выживал, потому что ты орал ночами. И все ради того, чтобы вот это дерьмо выслушивать?

Гнев, воплотившийся в слова, постепенно стихает и холодный рассудок вновь возвращается ко мне. Надо заканчивать с пламенными речами. Никогда ими не славился.

— Значит, так, Дима. Ты свой лимит по карте знаешь. Счет этот оплатишь сам. Никаких привилегий в этом заведении у тебя больше нет. Захочешь чашку кофе выпить — готовь карту либо наличные. Предвосхищая твой запрос на деньги, отвечу — нет. Не получишь ни рубля.

— Пап, но у меня…

— Не моя забота. Помой посуду, шлюх своих заставь. В общем, выкручивайся как можешь.

Бросив последний взгляд на потерянное лицо сына, разворачиваюсь и иду к выходу. Нужно на воздух. И, пожалуй, неплохо будет выпить. И без сигареты сегодня не обойтись.

— Пап… Ты же Юле ничего не скажешь? — доносится издалека подавленный голос.

Разумеется, я не скажу. Я уже достаточно влез в их жизнь. Так, что до сих пор оправится не могу.

28

Юля.