Убийственно тихая жизнь - Луиза Пенни (2014)

– Я хочу тебе показать кое-что. – Клара взяла Рут под локоток и подвела к дальней стене. – Посмотри-ка на это.

В фигурке на картине безошибочно угадывалась девочка Рут, она стояла в здании школы и держала за руку мать. Маленькая Рут, высокая и неуклюжая, вместо ног учебники. Ноги-энциклопедии. В волосах танцуют поросята. А это могло означать одно из двух.

– У меня в детстве были косички как поросячьи хвостики, – сказала Рут, явно прочитав мысли Клары.

Другие дети смеялись, но одна девочка шла к ней с распростертыми объятиями. Рут застыла, ошеломленная, перед стеной в гостиной Джейн.

Дженни чмокнула меня,

Выскочив стремглав из кресла.

Радость солнечного дня

Для меня опять воскресла!

Пусть немолод я и сед,

Не блещу своим нарядом,

Пусть я беден – горя нет.

Дженни рядом[53].

Рут прочла это стихотворение шепотом, а все остальные в молчании выслушали его.

– Это Ли Хант[54]. «Рондо». Если бы я за всю жизнь написала только одно это стихотворение, я бы не желала ничего большего. Я и не думала, что Джейн помнит, не думала, что это для нее что-то значит. Я тогда впервые вошла туда – мой отец как раз поступил работать на лесопилку. Мне было восемь лет, совсем еще девчонка, высокая и, как видите, уродливая. И даже тогда не очень деликатная. Но когда я появилась в школе и меня охватил ужас, Джейн прошла по всему коридору и поцеловала меня. Она ведь меня даже не знала, но это для нее не имело значения. Когда мы впервые увидели друг друга, Джейн меня поцеловала.

Рут глубоко вздохнула и неторопливо оглядела комнату увлажнившимися светло-голубыми глазами. Потом медленно покачала головой и прошептала:

– Это поразительно. Ах, Джейн, как жалко.

– Что вам жалко? – спросил Гамаш.

– Что она не знала, как сильно мы ее любим, а потому прятала это от нас. – Рут горько усмехнулась. – Я думала, что рана на сердце только у меня. Какая я идиотка.

– Я думаю, ключ к убийству Джейн здесь, – сказал Гамаш, глядя, как старуха ковыляет по комнате. – Полагаю, ее убили, потому что она хотела всем показать это. Я не знаю за что, но вы должны знать. Вы были знакомы с ней всю жизнь, и я прошу вас рассказать, что вы здесь видите. Что вас поражает, какие особенности вы здесь видите, чего, наоборот, не видите…

– Бульшая часть того, что наверху, еще не расчищена, – сказала Клара и увидела, как сморщился Бен.

– Я прошу вас, постарайтесь побыстрее.

– Не знаю, – сказала Рут. – Я должна выступать на Генеральной Ассамблее ООН, а ты, Клара, кажется, получаешь Нобелевскую премию.

– Да, в области изящных искусств.

– Я отменил и то и другое, – сказал Гамаш, думая, что маленькая Рут Зардо оказывает плохое влияние на Клару.

Они улыбнулись, закивали. Бен и Клара вернулись наверх, а Рут двинулась вдоль стен, разглядывая изображения, иногда охая, если что-нибудь уж слишком сильно задевало ее за живое. Гамаш сидел в большом кожаном кресле у огня, впитывая в себя эту настенную живопись.

Сюзанна заехала за Мэтью позднее в тот день – он был у своей сестры в Кауансвилле, оставался в городе, пока чиновник опекунского совета не закончил своего расследования. Хотя Филипп отверг все обвинения в насильственных действиях, опекунский совет должен был провести собственное расследование, которое так ничего и не выявило. В глубине души Мэтью был разочарован. Не потому, конечно, что его освободили. Просто он понес слишком большой ущерб, и ему хотелось, чтобы было сделано публичное заявление, подтверждающее, что он замечательный отец. Добрый, сострадательный, твердый отец. Любящий родитель.