Император и Сталин - Сергей Васильев (2020)

— Вы, князь, представляете собой чрезвычайно интересный образец консерватизма, — покачал головой Трепов, — можно сказать, воинствующий ретроград.

— Если бывают пламенные революционеры, то почему бы не быть пламенным консерваторам? — пожал плечами Луговкин. — Смыслы теряются при нахождении истины. Я же хотел только с грустью отметить, что если правда сладкая, значит, скорее всего, её подсластили ложью…

— Князь! Перестаньте раскачивать лодку, нашу крысу уже тошнит, — бесцеремонно вмешался в разговор молодой поручик с зачёсанными назад чёрными, как смоль, волосами и усиками, едва прикрывающими по-детски припухлую верхнюю губу. Он с двумя такими же, как он, молоденькими офицерами, подошёл к увлечённым дискуссией. Полковник, таким образом, оказался в кольце жандармов с отличительными знаками московского управления.

— О! — почему-то не оскорбился, а даже обрадовался Луговкин. — Смелость, с которой вы влезаете в разговор, выдаёт в вас настоящего энтузиаста своего дела… Если не ошибаюсь, господин Спиридович в сопровождении господ Ратко и Герарди? То есть, звёзды московского управления, переведённые Его Императорским Величеством в особое управление лейб-жандармерии, все в сборе?

— А что вам известно про управление? — прищурился бдительный Ратко. — Ваша фамилия разве есть в списках?

— Нет-нет, — замахал руками полковник — меня там нет и, честно говоря, не стремлюсь, ибо, простите, не верю в тушение пожара керосином. И знаю я ровно столько, сколько об этом говорят в нашем клубе, — князь картинно обвёл рукой помещение управления. — И я буквально вынужден просить вас, господа, за своего племянника, человека в высшей степени душевного и порядочного, но горячего до невозможности и радикального до неприличия. Он определился корнетом в Павлоградский лейб-гусарский полк, но, боюсь, гвардейская жизнь несовместима с его характером, а протежировать в своё управление не могу по причине полного мировоззренческого несовпадения… Молодой человек считает меня, своего дядю, держимордой и душителем свободы, а вот либеральные методы, наверняка, сделают его вашим горячим поклонником…

Трепов оттаял. Господи, сколько танцевальных «па» ради обычной протекции. Нет, всё-таки, профессиональная деформация — страшная вещь. Сам себя подозревать начнёшь.

— Конечно, полковник, конечно. Сегодня мы возвращаемся в Москву и до конца года каждый день расписан буквально по минутам. А вот сразу после Рождества — милости просим…

----------

(*) Реальные слова Трепова в разговоре с английским публицистом Стэдом, переданном самим Стэдом в «Review of Reviews»

Там же, накануне

Поручений для только что сформированного управления лейб-жандармерии, начальником которого был назначен генерал Трепов, на самом деле было гораздо больше, чем до конца года. Если по-честному, новоиспечённые лейб-жандармы даже не могли предположить, когда у них вообще появится свободное время. Офицеров слегка подташнивало от обилия многоэтажных задач, поставленных императором, как мутит неподготовленного путешественника, неожиданно оказавшегося у кромки отвесной скалы и неосторожно глянувшего в пропасть.

Ракурс, с которого предложил им взглянуть на дела в империи государь, и само содержание разговора оставляли послевкусие приобщения к действительно большому и нужному делу, ради которого стоило потерпеть и поработать.

— Каждый из собранных мной здесь офицеров, — начал император, уже привычно прохаживаясь по мягкому ковру кабинета, — в своих ответах на мои вопросы указал на внутренние угрозы и глубинные причины неустройства империи, только используемые революционерами, но не инспирированные ими. Все, собравшиеся здесь, уверены, что без кардинальных и даже революционных перемен государство обречено…