Германцы появляются из-за поворота неожиданно, и уже на хорошей скорости. Значит, заметили дозорных и решили познакомиться с ними поближе. Ну, давайте, храбрые германские парни. Урядник со своими очень натурально изображает поспешное бегство от неотвратимого возмездия. Немцы, видя, что добыча хочет ускользнуть, прибавляют скорости. Над головами мерцают клинки, даже отсюда слышны вопли «Хох!!!». Растянулись вдоль дороги, несутся как оглашенные. Три секунды, две, одна. Есть! Первые ряды поравнялись с березкой! Гриня из кустов лупит длинной очередью, через секунду присоединяюсь к нему. Передние ряды смешиваются, падают. Вспоминается цитата из Лермонтова: «Летят на землю кони, люди…» Задние пытаются затормозить, развернуться. Пулемет бьется в руках, ритмично выплевывает смерть из ствола, промахнуться трудно. Цель групповая, да и дистанция детская. Ствол вязко двигается слева направо, потом прицел чуть выше, и в обратную сторону. А потом вдруг не в кого стало стрелять. Пощелкивает разогретым металлом водяной кожух пулемета, на дороге – кучи лошадиных и человеческих тел, кто-то еще дергается, бьется в агонии. Натурально картина из Апокалипсиса…

– Все, вашбродь, нет больше германцев. Все полегли. – Мой второй номер щерится в довольной улыбке. – Ловко вы их!

Возвращается урядник со своими бойцами, на лицах смешанные чувства – удивление, радость, недоумение, мол, как можно за неполные три минуты положить полусотню кавалеристов. А вот и можно. Всего-то нужно – пара пулеметов и удобная позиция…

– Петряев, пошли своих кончить германцев, только смотри, осторожней, мало ли там какой недобиток найдется. Гриня, сходи с ними, собери жетоны. И люгеры, там их штуки три будет.

Пять минут, и все наши дела здесь окончены. Пора двигать к своим. Смотрю на часы – с момента, как мы ушли с привала, прошло семнадцать минут. Так, надо что-то делать с казаками Волгина.

– Урядник, бери пару человек, пойдем с нами, остальные пусть прячутся и ждут вас здесь. Винтовки можете затрофеить, но пулеметы я вам не дам, – экспромтом цитирую «Белое солнце пустыни». – И автомобиль не трогайте. Он еще пригодится…

Никогда не думал, что увижу наглядное пособие на тему «Глаза на лоб вылезли». Именно так и смотрелся урядник Петряев, когда увидел перед собой якобы погибшего штабс-капитана Волгина.

– Ваше благородие, так вы живы?!

– Да, Петряев, живой. Спасибо вот подпоручику Гурову, вызволил… А что с остальными? Сколько вас осталось?

– У нас, вашбродь, тридцать семь казаков, из них семеро раненых, трое – тяжело. Шестеро в деревне осталися… Нас хорунжий в лес увел, потом вот сюда поближе перебрались. Харчей совсем нет, пошел вот с десятком на дорогу, да на германцев нарвались.

– Наскочили на машину-ловушку, – вступаю в разговор. – С виду – обычный автомобиль, а внутри – десяток гансов с двумя пулеметами. Видно, после наших шалостей на станции взбудоражились. Да и гауптман из поместья уже должен был выбраться, наверняка доложил по команде. Так что, надо принимать решение, Иван Георгиевич. Или вы с нами уходите, или остаетесь партизанить самостоятельно.

– У меня, по словам урядника, семеро раненых… Даже не знаю, Денис Анатольевич…

– Я пока тоже не принял окончательное решение, Иван Георгиевич. У меня раненый, некомбатант и, самое главное, очень важный пленный с кучей секретных документов. Мне бы сейчас тихой мышкой к своим проскочить незаметно, да пока не получается. Машину и кавалеристов скоро искать начнут, всех на уши поднимут. Отсиживаться нет смысла, завтра еще плотнее перекроют ходы-выходы. Хотелось бы автомобиль использовать, но слишком заметно. Хотя до линии фронта – километров десять-двенадцать, если внаглую прорываться, – есть шанс.