После России - Фёдор Крашенинников (2016)

Постоянно сопровождая верховного правителя, Бурматов нашел лазейку, через которую можно было обрести вполне реальную опору и силу: организуя встречи лидера с делегациями, он был в тесном контакте со всеми приезжающими в Москву самоназначенными мэрами и губернаторами, и все эти вытащенные из нафталина деятели докризисной России демонстрировали Бурматову готовность верно служить. Через его руки прошла вся местная власть, и, если бы каким-то чудом проект возрождения России сработал, Тимофей оказался бы в ней одним из главных людей – ему было бы на кого опереться.

Пирогова он полюбил и был предан ему бесконечно – вопреки своему рациональному недоумению по поводу этой фигуры. Другого человека, давшего ему невиданный шанс в жизни, не было, да и едва ли он мог появиться. Поэтому Пирогов – и только он, так для себя решил Бурматов.

Кроме того, Пирогов был его единственной защитой от Фадеева и Лапникова, а ведь они чувствовали, как он внимателен к ним, и, пока ещё вяло, пытались ему мешать. Фадеев не хотел назначать Бурматова министром и первым перестал деликатничать с приблудным идеологом, несколько раз позволял себе в самых жестких выражениях затыкать его, добавляя пожелания всё-таки иногда мыться: был у Бурматова такой неприятный недостаток – мыться он действительно не любил.

***

Пирогов сидел молча.

– Надо верить, Владимир Егорович! Надо бороться! Это всё ерунда, за нами вся Россия! – Бурматов решился подбодрить лидера

– Да, да, надо верить… Будем верить! – Пирогов кивнул своей круглой головой, но попросил оставить его одного.

Бурматов вышел в эфир и целый час кричал, что не надо верить провокациям, ударная армия ещё ударит, «мы дойдем и до этого их Екатеринбурга, и до Новосибирска, и освободим Иркутску и Владивосток!».

Люди слушали, людям нравилось, люди ещё ничего не поняли. Впрочем, и сам Бурматов понял, насколько всё плохо только несколько дней спустя.

19. Верховный правитель

Верховный правитель был не так прост, каким казался. Это была выработанная с детства привычка: прикидываться глупее и проще, чем он был на самом деле. Он видел, что карьеру проще делать, прикидываясь глуповатым и самоуверенным, поэтому прятал свои сомнения и переживания от окружающих, даже от жены, когда она ещё была.

Весь ход восстания казался Пирогову каким-то нереальным. Ему и его соратникам фантастически везло. На первом этапе выступления, когда они контролировали только Рязань, всё ещё можно было остановить силами спецназа. И они действительно ждали контратаки. В конце концов можно было собрать всех, кто еще оставался верен, вроде Яхлакова, и хотя бы их силами начать сопротивление. Предположим, Русская Республика была настолько рыхлым и беспомощным образованием, что изоляция её верхушки сразу обрушила всю конструкцию. Но ведь была ооновская администрация в Москве, была же Наблюдательная комиссия. В Рязани был какой-никакой дипломатический корпус, бизнесмены да и просто агенты иностранных спецслужб – они же должны были сообщить начальству, что происходит.

Руководство восстания пыталось начать переговоры с мировым сообществом, но испуганные дипломаты требовали только одного, чтобы им обеспечили возможность покинуть охваченную мятежом территорию и обеспечили неприкосновенность. В итоге всех отпустили, заверяя в желании мира и дружбы.

Глупее вышло с дипломатами построссийских стран. С одной стороны, в первом манифесте восставших прямо говорилось о возрождении России в полном объёме и непризнании суверенитетов в границах бывшей России, за исключением Татарии, Башкирии, Якутии и Кавказа, куда даже соваться было глупо. С другой стороны, хотелось выглядеть готовыми к переговорам, поэтому всех дипломатов отправили по домам с предложением к правительствам немедленно самораспуститься или присоединиться к священному делу возрождения России.