После России - Фёдор Крашенинников (2016)

В течение первых часов восставшие приложили немало усилий, чтобы их услышал и увидел весь мир. Но никакой особой реакции, кроме вялого осуждения, не последовало. Ничего не произошло и после взятия Москвы, и после того направления во все стороны диверсионных групп из спешно навербованных добровольцев. Конструкция построссийского мира затрещала. ООН негодовала и грозила, была введена блокада восставших регионов, но все равно ничего серьёзного не предпринималось.

К удивлению, даже публичная казнь Юркевича и его подручных не сподвигла Наблюдательную комиссию на активные действия. Заподозрив ловушку, руководство восставших потратило несколько недель на обустройство контролируемой территории и формирование из имеющихся в наличии сил хоть какого-то подобия армии.

Руководство восстания каждый день ожидало десанта или организованного сопротивления, но ничего не происходило. Чередой шли конференции и переговоры, президент США и европейские руководители выступали с громкими заявлениями – и больше ничего.

Пирогову докладывали, что вот-вот рухнет Поволжская Федерация.

– Вот так вот просто и рухнет? – недоумевал он.

– Ну не так просто, но рухнет! – заверял его Лапников и хитро улыбался.

И ведь рухнула! Поволжская армия, на которую в Наблюдательной комиссии возлагали большие надежды, стала главной движущей силой мятежа. «Как так выходит? Неужели все так рыхло в этом мире?» – думал Пирогов.

Следом как карточный домик рассыпалась финно-угорская конфедерация – и тоже без особых усилий.

Владимир Егорович часто заводил среди своих разговоры о том, что рано или поздно везение кончится. Но с ним не соглашались:

– Все эти государства – фикция, население только и ждёт, когда мы придём! Там же живут наши люди! Наши единомышленники есть везде, это только начало! – успокаивал его Бурматов.

Пирогов всегда находил время послушать своего министра информации и, представляя реальное положение дел, удивлялся его наивной, почти религиозной вере в победу. Была в этих встречах и практическая польза. Он черпал из многословного бурматовского разглагольствования объяснение происходящим событиям, а потом сам пользовался этой аргументацией. У него не было собственной стратегии и глобальных идей, он бы с удовольствием заглянул в пресловутый «План возрождения России, план Владимира Пирогова», о котором не уставал вещать Бурматов.

С Уралом всё развивалось по обычному сценарию: были и «наши люди», и заговор в армии, и план ликвидации верхушки, и казачество. Предполагалось, что сразу после Перми, выждав несколько дней, пока Урал охватит хаос, силы России двинутся на Екатеринбург. Но несколько дней назад информация из-за линии фронта перестала поступать. Ни о восстании, ни об удачном покушении на президента ничего не было слышно, зато неожиданно прошла конференция, на которой государства Рижской системы поклялись воевать и объявили о создании Объединенного штаба. Тем не менее было решено действовать по плану. Все верили, что и в этом раз удача будет на стороне восставших.

И вот он, итог.

***

Через несколько часов, когда удалось собрать хоть какую-то информацию, устроили расширенное заседание руководства России, и Пирогов попытался устроить разнос военным. Но им же назначенный начальник Генерального штаба перешел в наступление:

– Я, товарищ верховный главнокомандующий, профессиональный военный, доктор военных наук, служил в Генеральном штабе задолго до Кризиса, так что прекрасно помню многих видных стратегов и тактиков, не имевших военного образования и опыта. Чем все кончилось – вы сами знаете! Хочу вам в лицо сказать: не повторяйте их ошибки и не пытайтесь руководить армией сами! Не доверяйте самозваным стратегам, они вас погубят! – скрипучим голосом выговорил генерал Лавренюк.