После России - Фёдор Крашенинников (2016)

Впрочем, для заседавших на Соборе старая власть была идеальной, во всём правой. Они даже требовали повесить в зале заседаний большой портрет Путина, но Бурматов оставил как есть: огромную карту России в старых границах и парадный портрет Пирогова. Это вызвало бурю негодования среди участников Собора, но потом они смирились. Их больше интересовали вполне конкретные вопросы: когда им выдадут какой-нибудь пост или актив, которым они могли бы руководить? Когда будут наказаны и пойманы те, кто много лет их травил и обижал, – у каждого был заготовлен список. Наконец, интересовали пенсии, а в последнее время и пайки. Способных адекватно выступать и производить благоприятное впечатление на массовую аудиторию во всем собрании оказалось человек пятнадцать – двадцать. От остальных был чистый вред. Идиотские выступления регулярно демонстрировались противником в своих передачах и производили негативный эффект. Мысль, что какой-то трясущийся маразматик, о заслугах которого перед Россией в прошлом ничего нельзя было найти даже в самых комплиментарных справочниках, и есть та самая новая власть новой России, деморализовала многих сторонников на местах. Особенно досаждали требования немедленно вернуть Кавказ и Крым. Как они себе представляли завоевание этих территорий и, самое главное, их интеграцию в остальную Россию, выяснить не получалось. Для этих несчастных Россия существовала только в том виде, в котором они её помнили, и на меньшее они не были согласны даже на краю могилы.

Между прочим, эти вопли про Кавказ и Крым хоть и не сильно, но осложнили ситуацию. Кавказские эмираты и Крым немедленно откликнулись: они готовы присоединиться к коалиции и прислать своих военных. «Вот только их нам и не хватало! Разогнать это сборище к чёртовой матери», – бушевал тогда Фадеев.

– А как вы относитесь к Путину? – этот вопрос Бурматов тоже любил задавать в таких беседах. Вопреки официальной версии, сам Тимофей считал именно Путина виновным в случившемся, но, с другой стороны, он и был символом величия России, её взлета, её успеха, её суверенитета и целостности. Поэтому обычно он упоминал о нём, когда говорил о славном прошлом, а потом, не останавливаясь на его тактике в Кризис, сразу переходил к героическому настоящему и величественному будущему. Как эта фигура воспринималась людьми внизу, он не понимал.

– Путин? Путин всё правильно делал. Просто вокруг него было слишком много предателей, и они не давали ему многое довести до конца. А сам он был хороший, правильный мужик, за что и пострадал. При нём хоть порядок был!

– Ну да, ну да… Но как же получилось, что он предателей не выявил, не избавился от них? Ему же постоянно говорили! – Бурматова этот вопрос всегда искренне интересовал, но ответа на него он не нашёл, хотя ознакомился со всеми вариантами.

– Тут всё просто. Не мог. У него были связаны руки. А главное, такова была его божественная миссия, он должен был возвести Россию на пьедестал величия, а потом… это… ну, проиграть, жертва как бы… На алтарь Отечества. За грехи наши. Как Иисус Христос. – Водитель перекрестился.

Он явно говорил чужими словами, которые и Бурматов много раз слышал.

– Кто вам такое рассказал, про божественную миссию?

– Так это… святой старец Николай Фёдориков… Я хожу на собрания Церкви Троицы уже много лет…

«Боже, так он просто сектант. Из всех щелей лезут эти фёдориковцы. Вроде и гнать их нельзя, они несомненные наши союзники, но как начинается народное богословие – хоть святых выноси!»

– И много вас фёдориковцев в штабе вашей армии? – стараясь не выдать голосом озабоченности, спросил Бурматов.

– Врать не могу, очень много, господин министр. И наш командующий – тоже из нашей церкви!

– Вот как, любопытно.

– Дело не моё, но я всё-таки не понимаю, почему вы позвали в этот Собор дурацкий всякую шантрапу, а Фёдорикова не позвали. А ведь он один умнее всех! Он ведь лично с Путиным общался, и тот ему передал завет свой…