Воцарилась тишина, все рты поразевали. Не знаю, был майор всегда буйным или в результате контузии перестал владеть своей психикой, но его старались не злить. А злым и недовольным он был всегда. И быстро впадал в ярость, начинал орать, как сирена воздушной тревоги, брызгая при этом слюной, топать ногами, рукоприкладствовать, пистолет выхватывал. Вот и сейчас он взревел, побагровел и понеслось:

– Да, ты….! Да …. тебя …. ….. ….. ….! Ты …. у ….. меня …. …. …. в …. ….

И так может продолжаться долго. В амерских фильмах я видел, что солдат, когда обращался к вышестоящему, перед фразой говорил «сэр» и этим же словом заканчивал. В «спокойном» состоянии майор «обрамлял» любое озвучение любой своей мысли с нецензурного слова, чаще всего начинающегося на «е». А если фраза была не короткой, то и в ней. И вместо знаков препинания. А в ярости вообще переходил чисто на матерный, виртуозно подставляя приставки, суффиксы, окончания. И если приводить его «пламенную» речь в печатном виде, опуская маты, то и получатся только предлоги и множество точек длиною в целые страницы.

Пока он меня не пристрелил, я смылся. А вечером спел песню «Любэ» (а как её не вспомнить после общения с таким Ё-комбатом) под две гитары (Санёк Степанов и Кадет) и гармошки (Мельник) в своей землянке. Вообще, мы вырыли и построили землянку для себя, для моей боевой тройки, но Санёк внаглую заселился с нами. Вот вместе и жили, вместе ели и пели:

А на войне, как на войне.

Патроны, водка, махорка в цене,

А на войне – нелёгкий труд,

А сам стреляй, а то убьют,

А на войне, как на войне.

Подруга вспомни обо мне.

А на войне – не ровен час,

А может – мы, а может – нас.

Комбат батяня, батяня комбат!

Ты сердце не прятал за спины ребят.

Летят самолёты и танки горят,

Так бьёт Ё-комбат, Ё-комбат!

Комбат батяня, батяня комбат!

За нами Россия, Москва и Арбат.

Огонь, батарея! Огонь, батальон!

Комбат-Ё, командует он.

Огонь, батарея! Огонь, батальон!

Огонь, батарея! Огонь, батальон!

Огонь, огонь, огонь, агония!

А на войне, как на войне,

Солдаты видят мамку во сне.

А на войне – да то оно,

А всё серъёзней, чем в кино!

Да война, война, война,

Дурная тётка, стерва она!

Эх, война, война идёт

А пацана – девчонка ждёт!

Второй раз припев пели все вчетвером, да два раза. А потом эту же песню ещё раз, когда в нашу землянку набился народ, как килька в банку шпротов. Ничего удивительного, что через пару дней комбата, за глаза, конечно, иначе чем Ё-комбатом и не звали. Ясен пень, он узнал, откуда ноги прозвища растут, что не прибавило мне любви комбата, а вот головной боли существенно стало больше. Ё-комбат мне существенно «перекрыл кислород», да ещё и впряг меня в батальонную «упряжку» интендантства. Я, конечно, взбрыкнул – типа, ни званием, ни способностями не соответствую. И Санёк Степанов тут же лишился всех трёх миномётов, за что ночью устроил мне «тёмную», как бы «случайно» упав на меня спящего, пропинал хорошенько, а потом ещё и стеллаж с моим старшинским «хабаром» на меня свалил. Извинился, конечно, помог выбраться, но при этом ещё два раза локтём саданул – в лоб и в бок, опять «случайно». Ведь он в расстройстве чувств из-за превращения взвода поддержки в простой пулемётный взвод не спал. А с потерей «мухоморов» вообще станет все ночи на меня «случайно падать».

Пришлось впрягаться. А комбат не только мне ярмо накинул и ездит на мне, ножкой болтая, так ещё и кнутом понукает. Вот, с… ё-комбат, блин!

Дни пролетали стремительно, совершенно не откладываясь в памяти. Целый день, как бешеной белкой укушенный, носишься по складам, базам, заводам, станциям, кабинетам, ночью – в землянке мгновенно проваливаешься в сон без сновидений, а с утра – та же карусель.