Империя очень зла! - Михаил Ланцов (2020)

На самом деле она соврала. И это она уговаривала сына три дня до опубликования манифеста повесить мерзавцев. А еще лучше четвертовать или на кол посадить. Но Николай Александрович смог сдержать ее ярость и обернул расправу в хоть сколь-либо разумный и справедливый формат. Во всяком случае, слыша, какое ликование и радостное возбуждение звучит как в самом здании Сената, так и на улице, ему удалось угодить и черни, и общественности. В очередной раз. Как и тогда – в Москве, где, по слухам, про Николая уже сказки начали сказывать. Дескать, добрый и справедливый царь придет и всех мироедов разгонит.

Впрочем, вечером того же дня Николай Александрович собрал небольшой совет из оставшихся кровных родственников. Куда велел доставить и Владимира Александровича с супругой и детьми. Их уже переодели в одежду простолюдинов и посадили чуть в стороне от полноправных членов императорской фамилии.

– Мне жаль ваших детей, – тихо произнес наш герой, глядя в глаза своему дяде. – Кровавую мерзость задумали вы. Не они. Парни даже и знать не знали ни о чем. И ни в чем не принимали участия. Я прав?

– Да… – хрипло произнес осунувшийся Владимир Александрович.

– Не слышу?

– Так точно, Ваше Императорское Величество!

– Хорошо. Поэтому я хочу дать им шанс. Один. И чтобы не было никакого недопонимания, говорю об этом перед лицом всей фамилии. Но сперва нужно устранить даже саму возможность малейшей опасности для империи, которая может проистекать от вас в будущем. Ведь вы, – указал он на Марию Павловну, – лишившись всех российских титулов, остаетесь тем не менее сестрой Великого герцога Мекленбург-Шверинского и имеете право отъехать к своей родне. Ты же, – обратился он к Владимиру Александровичу, – достаточно молод, чтобы пережить каторгу, и после освобождения можешь попытаться найти приют у своей супруги под крылышком кайзера. И я бы был безумцем, оставляя в таких условиях ваших детей на свободе. Так что их ждет постриг и монашеский обет.

– Но… – промямлила женщина, – …но как же так?

– Если ты добровольно, подчеркиваю – добровольно, согласишься променять сытую жизнь в Германии на монашеский клобук, отказавшись от всех своих мирских имен и титулов. И то же самое сделаешь ты, дядюшка, согласившись после отбытия каторги отправиться в монастырь. То у ваших детей появится шанс прожить свободную жизнь на службе империи. Они получат фамилию Шверинские и личное дворянство. Никаких титулов, разумеется, им не перепадет. После чего они будут зачислены в любой кадетский корпус, кроме столичных, и, по их окончании, станут служить на благо России. Елена же будет зачислена в младший класс Смольного института в статусе личной воспитанницы моей матери, что убережет ее от перевода в Александровское училище. А потом, по завершении учебы, будет выдана замуж с приданым от моего имени. В общем – думайте. Или так, или…

– Я согласна! – срывающимся голосом воскликнула Мария Павловна.

– Тогда бери бумагу и пиши, – произнес Император, кивнув на небольшой столик. – Однако ты должна понимать – если твои дети не оправдают моих надежд, последуют за вами. У них не будет второго шанса. Узнаю, что связались с заговорщиками, предателями или бунтарями, – покараю без всякого снисхождения.

– Один шанс – это не так уж и мало, – твердо произнесла Мария Павловна.

– Это намного лучше, чем та судьба, которую вы уготовили мне… – печально усмехнувшись, согласился с ней Император, вынудив потупиться и сделать вид, будто она с головой ушла в «бумагу».

Глава 10

1889 год, 9 мая. Санкт-Петербург

Второго мая в Сенате слушали дело «железнодорожников», третьего – «О саботаже на коронации», четвертого – «О моряках». Император не стал тянуть кота за хвост и решил завершить эти тяжелые и в общем-то взаимосвязанные слушанья как можно скорее. Требовалось идти дальше, и иметь на плечах этот груз выглядело дурной идеей.