Кровь и почва - Дмитрий Старицкий (2019)

– Так, на бартер. Не бери в голову.

Альта встала, обошла стол и села ко мне на колени.

– Я хорошая девочка? – вскинула она нос к небу.

– Очень, – сказал я, ничуть не покривив душой.

– Я заслужила поцелуй и ласку?

– Конечно, – ответил я и принялся ее целовать. Отдышавшись, спросил, не убирая руки с ее груди: – А где? У тебя тут даже дивана нет. До дома мы точно не дотерпим…

Тут мы оба прыснули, задавив непроизвольный хохот.

– Придумал! Идем в отель напротив, – предложил я идею, подкупающую своей новизной.

– Савва, мне неприлично ходить в отель с мужчиной, – возмущенно замотала головой Альта.

– Плевать. Все и так знают, что ты моя ясырка.

Женщина расцвела.

– Ну если так, то я согласна. Но чтобы обязательно было новомодное игристое вино. – И Альта с готовностью вскочила на ноги. – Пять минут, я только бумаги в сейф уберу.

Игристое вино дорогое, но мне для Альты ничего не жалко. Все же волочет она на себе все финансы моего добывающе-промышленно-торгово-транспортного и сельскохозяйственного конгломерата.

Игристое вино стали делать в некоторых предгорных имениях плененные на фронте республиканские виноделы, выкупленные помещиками из концлагерей еще в начале войны. Все, что для этого потребно, у нас и так было: виноград, прохладные подвалы в баронских замках, белый дуб на винные бочки, пробковый дуб, тонкая медная проволока, оловянная станиоль. Не было только соответствующей технологии. Ноу-хау. Разве что еще подхлестнули попутно производство бутылок в стекольной промышленности Реции. Но и там было все что нужно, и необходимые кадры в наличии плюс стеклодувы из пленных, которые просто показали, какая именно бутылка должна быть: тяжелая, зеленого железистого стекла, с вогнутым донцем и слегка наклоненным горлышком. Последнее получалось от тяжести самой бутылки, когда ее вертит на своей духовой палке стеклодув.

С нынешнего весеннего сезона выдержанные игристые рецкие вина появились в столичной продаже. Белые и розовые. Сухие и полусладкие. С трех винзаводов при замковых виноградниках – шато, как говорили на Земле французы. Стоили такие вина дорого, но они того стоили. На шампанское походили мало, скорее на цимлянские шипучие вина.

А то, что женщины обожают шампанское, я и по прошлой жизни на Земле знал. Правда, не все. Моя хохлушка Олеся предпочитала водку. И с каникул из дома обязательно привозила горилку медовую с перцем. Домашнюю. Самогонную.

Переоборудованный в научно-исследовательское судно дирижабль неспешно плыл меж снежных горных пиков. Красота вокруг необыкновенная, хоть продавай, но, кроме меня, ею никто не любовался – все были заняты делом.

Трое картографов визуально уточняли имеющиеся карты.

Шибз снимал свое кино. Его ассистенты попутно проводили аэрофотосъемку. Из-за них-то и держал Плотто постоянную небольшую скорость, стоя над душой у рулевых.

Дирижабль плыл по размеченной заранее трассе будущей железной дороги. Намечали ее по картам, но… гладко было на бумаге, да забыли про овраги. А тут не только овраги – целые пропасти встречаются.

Инженер-полковник Вахрумка, основываясь на собственном опыте строительства горной железной дороги в Отогузии, настоял на такой экспедиции.

– Ножками топать по горам все равно придется, когда изыскатели трассу будут прокладывать на местности. Но так хоть не впустую по горам бегать, тратя силы и средства на тупиковые маршруты. Использовать дирижабль будет и быстрее и дешевле, – убеждал Вахрумка командора Плотто. – К тому же сверху проще посмотреть, какие хребты «худые» и где там тоннели будут короче. Считай, один сезон работы дирижабля равен трем сезонам работы наземных горных партий. В лучшем случае.

Плотто не желал переделывать гондолу дирижабля. Все же под его командованием находился самый мощный в мире бомбардировщик, что его душу военного воздухоплавателя сильно грело от гордости.