Жажда - Ю. Несбё (2017)

Он уже видел, как молодой Фёуке вылезает из маленького японского автомобиля, который стоял на парковке с включенным двигателем. За рулем сидел другой юноша, наверняка печка в машине работает на полную мощность, потому что день был сверкающе морозным и солнечным. Многие считают парадоксом, что безоблачное небо в июле обещает жару, а в январе – мороз. Потому что многие не утруждают себя изучением основ физики, метеорологии и основ мироустройства. Стеффенса больше не раздражало, что люди считают мороз явлением и не понимают, что это просто отсутствие тепла. Холод был естественным и доминирующим явлением, тепло – исключительным. Так же убийство и жестокость были естественными и логичными явлениями, а милосердие – аномалией, результатом хитроумного способа людского стада, придуманного для обеспечения выживания вида. Потому что милосердие ограничивалось своим видом и только безграничная жестокость человеческого рода, отличающая его от остальных, обеспечивала ему выживание. Например, для увеличения человеческой популяции за мясом надо было не только охотиться, но и производить его. Чего стоит само выражение «производство мяса», сама идея! Люди держат животных в плену, отбирают у них всю радость жизни, осеменяют их, так что они не по доброй воле начинают давать молоко и нежное молодое мясо, забирают их потомство сразу после рождения, слыша, как матери ревут от отчаяния, и снова делают их беременными. Люди гневаются, потому что некоторые употребляют в пищу определенные виды животных: собак, китов, дельфинов, кошек. Но их милосердие по непонятным причинам заканчивается на гораздо более умных свиньях, которых можно и нужно уничтожать и пожирать. И мы занимаемся этим так долго, что человек даже не задумывается об изощренной жестокости, без которой не обходится современное производство пищи. Промывание мозгов!

Стеффенс смотрел на закрытую дверь, которая вот-вот откроется. Ему было интересно, поймут ли когда-нибудь, что мораль, которая, как многие себе воображают, послана Богом и вечна, настолько же податлива и неестественна, как наши идеалы красоты, представления о врагах и модные тенденции. Едва ли. Поэтому не стоило удивляться и тому, что человечество не поймет и не примет радикальных исследовательских проектов, идущих вразрез с их привычным мышлением. И они не поймут, что это настолько же логично и необходимо, насколько жестоко.

Дверь открылась.

– Добрый день, Олег. Садись, пожалуйста.

– Спасибо. – Юноша уселся. – Перед тем как вы возьмете у меня этот анализ крови, могу я попросить об ответной услуге?

– Ответной? – Стеффенс натягивал пару белых латексных перчаток. – Ты знаешь, что мои исследования могут сослужить добрую службу тебе, твоей матери и всему твоему будущему роду?

– И я знаю, что для вас исследования имеют большее значение, чем некоторое продление жизни имеет для меня.

Стеффенс натянуто улыбнулся:

– Мудрые слова для такого юного человека.

– Я спрашиваю от имени моего отца. Не могли бы вы выделить два часа, чтобы прийти на защиту диссертации его друга и дать экспертное заключение. Харри был бы вам крайне признателен.

– На защиту? Конечно, это большая честь.

– Проблема в том… – произнес Олег и кашлянул, – что она начинается сейчас, скоро, и мы должны поехать туда после того, как вы возьмете у меня кровь.

– Сейчас? – Стеффенс взглянул на открытый ежедневник, лежащий перед ним. – Боюсь, сегодня у меня назначена встреча, которую…

– Он действительно будет вам очень признателен, – сказал Олег.

Стеффенс посмотрел на юношу, задумчиво почесывая подбородок:

– Ты хочешь сказать… твоя кровь в обмен на мое время?

– Как-то так, – произнес Олег.

Стеффенс откинулся назад на офисном кресле и сложил руки перед лицом.

– Скажи мне одну вещь, Олег. Как так случилось, что у тебя установились столь близкие отношения с Харри Холе? Он ведь даже не твой биологический отец.

– Кто знает.