Жажда - Ю. Несбё (2017)

– Можно ли предположить, что этот человек не то чтобы болен, но принимает наркотик, который вызывает жажду человеческой крови, так же, как наркотик МДПВ, также называемый «солью для ванн», заставлял подсевших на него нападать на других людей и есть их тела в Майами и Нью-Йорке в две тысячи двенадцатом году?

– Нет. Когда употребляющие МДПВ становятся каннибалами, они находятся в состоянии психоза, они не в состоянии мыслить рационально или планировать; полиция берет их с поличным, и они даже не пытаются спрятаться. Для типичного вампириста жажда крови тоже является сильным движущим фактором, и мысли о том, как скрыться, не стоят у него на первом месте. Но в нашем случае вампирист, он или она, так хорошо планирует, что даже не оставляет за собой следов, если верить «ВГ».

– Она?

– Я… э-э… просто хотел быть политкорректным. Вампирист, как правило, мужчина, по крайней мере в тех случаях, которые сопряжены с нападением и насилием, как в нашем случае. Вампиристки-женщины чаще довольствуются автовампиризмом, ищут близких по духу, с кем можно обмениваться кровью, добывают кровь с боен или болтаются поблизости от банков крови. Кстати, у меня была одна пациентка в Литве, которая живьем поедала канареек своей матери…

Впервые за вечер зрители дружно ахнули, а кто-то засмеялся, но тут же оборвал смех.

– Мы с коллегами сначала полагали, что речь идет о так называемой species dysphoria, то есть пациентка думает, что она рождена представителем не того вида и на самом деле она – кошка. Но потом мы поняли, что перед нами случай вампиризма. К сожалению, журнал «Психология сегодня» с нами не согласился, так что, если вы захотите прочитать статью об этом случае, надо отправиться на сайт Hallstein.Psykolog.com.

– Старший инспектор Братт, можем ли мы с уверенностью утверждать, что перед нами серийный убийца?

Катрина подумала пару секунд перед тем, как ответить:

– Нет.

– Но «ВГ» пишет, что Харри Холе, небезызвестный эксперт по серийным убийствам, тоже работает над делом. Разве это не означает…

– Бывает, что мы консультируемся с пожарными, даже когда в деле нет пожара.

Единственным, кто засмеялся, был Смит:

– Отличный ответ! Психиатры и психологи умерли бы с голоду, если бы к ним обращались только нездоровые пациенты.

Ответом на эту шутку стал смех, и ведущий программы благодарно улыбнулся Смиту. Катрине пришло в голову, что из них двоих повторно на программу, скорее всего, пригласят Смита.

– Серийный убийца перед нами или нет, но как вам кажется, Братт и Смит, вампирист нанесет новый удар? Или будет ждать следующего полнолуния?

– Я не буду рассуждать на эту тему, – отрезала Катрина и увидела во взгляде ведущего намек на раздражение.

Какого черта, он что, ждал, что она будет участвовать в его таблоидных играх?

– Я тоже не стану рассуждать, – сказал Халлстейн Смит. – Мне и не надо, потому что я знаю ответ. Парафил – так мы не совсем точно называем человека с сексуальными извращениями, – который не лечится, редко останавливается по собственной воле. А вампирист – никогда. Кроме того, мне кажется, что совпадение последней попытки убийства с полнолунием порадовало СМИ больше, чем вампириста, но это чистая случайность.

Казалось, ведущего программы совершенно не задела колкость Смита. Он спросил, серьезно нахмурив лоб:

– Не хотите ли вы сказать, Смит, что полиция заслуживает критики, поскольку сразу не предупредила общественность о том, что вампирист начал поход, как вы сами сделали на страницах «ВГ»?

– Хм… – Смит поморщился и посмотрел наверх, на один из прожекторов. – Это вопрос о том, следует людям знать или нет? Вампиризм, как уже было сказано, находится в темных закоулках психологии, куда еще не проник свет, и мы, несмотря ни на что, не можем требовать, чтобы полиция профессионально разбиралась в любых вещах между небом и землей. Так что нет. Я бы сказал, это не очень удачно, но не заслуживает критики.