Вы признаны опасными - Елена Ивановна Михалкова (2019)

Трое аборигенов по-прежнему стояли неподвижно и смотрели на него. Толстые, низкорослые, пушистые. Удивительный оттенок шерсти: нежнейший голубой цвет с редкими вкраплениями белых прядей, словно облака перемешали с небом. По мордочке размазаны три розовых пятна: два на щеках, одно на подбородке. Из-за этого чани с их круглыми личиками всегда выглядели милыми детьми, неудачно пытавшимися нарумяниться.

Если верить Эренборгену, эти трое должны в ответ на приветствие вздыбить шерсть на подбородке.

«Ну темнейте же, темнейте!» – призывал мысленно Сандор. Волоски на пятнах окрашены так, что при малейшем шевелении меняют цвет. Чем краснее щеки и подбородок, тем благожелательнее настроен абориген.

Один из троицы шагнул вперед. Правая лапа провалилась в прибрежный синий ил, но чани, казалось, этого даже не заметил. Он смотрел прямо на человека, и внезапно Сандора охватило очень неприятное чувство.

«Черт! Неужели началось? Вот так нелепо?..»

Сердце ухнуло и жалобно стукнулось о ребра.

Несколько секунд он ожидал, что розовые пятна вот-вот исчезнут, словно растворяясь, и мордочки всех троих станут однотонно голубыми.

Нильс Эренборген писал об этом сухо и вскользь. Добавляя, что сам он ничего подобного никогда не наблюдал.

Зато наблюдали те, прежние. Кажется, это было последнее, что они успели увидеть перед смертью.

Но чани, словно повинуясь неслышному сигналу, одновременно развернулись и бесшумно скрылись среди деревьев.

За спиной Сандора чавкнул белый мох.

– Опять ты с этими ублюдками валандаешься? – хмуро спросили сзади.

Сандор украдкой провел ладонью по лбу, стирая холодный пот.

– Чего тебе неймется, доктор? – Джексон подошел, встал рядом, широко расставив ноги, словно утверждая свое право находиться здесь, в самом сердце болот планеты Чон-Дала.

«Жить хочется, мать твою!» – чуть не выпалил Сандор.

Но сдержался.

Джексон был никакой не Джексон, так же как и у Сандора официальное имя звучало совершенно иначе. И только планета всегда называлась именно так: Чон-Дала, мать болот.

Вернее, болота. Ибо оно здесь было только одно.

– Медвежутики, – сплюнул Джексон. Из-под его тяжелых армейских ботинок сочились едва заметные белые змейки дыма. – Перестрелять бы их всех!

– Уже пытались, – напомнил врач.

– Не. Всерьез – не пытались.

Джексон взглянул на него слезящимися глазами. «А ведь он только и ждет, когда они снова нападут», – понял Сандор.

– Все равно подыхать, – с каким-то мрачным удовлетворением подтвердил Джексон. – Чего язык проглотил, доктор?

Сандор молчал, потому что ему нечего было возразить.

Да. Им все равно подыхать.

– Пошли на базу, – сказал он наконец. – Жрать хочется.

Девять психов, как называл про себя Сандор их великосветское общество, собирались вместе за трапезой крайне редко. Кто-то, как биолог Орешкин, предпочитал есть в одиночестве, заперев дверь каюты. Глядя на толстощекого Орешкина, Сандор иногда представлял, что тот делает запасы в укромных углах, и когда на их место придет следующая экспедиция, она обнаружит схроны и тайники с давно заплесневевшими сухарями. Другие питались неведомо чем, как Поль Ренье, полупрозрачный от худобы француз (так он сам себя называл. Сандор ни разу не слышал, чтобы Поль говорил по-французски). Третьи, вроде Джексона и его напарника Малипу – толстоносого негра в багровых татуировках Либии, – принципиально не использовали столовые приборы. Смотреть, не утрачивая аппетита, как Джексон и Малипу прихлебывают суп из ладоней и облизывают грязные пальцы, мог не каждый. Пожалуй, только капитан выносил этих двоих за общим столом. Прочие сбегали, едва завидев переваливающегося негра и его бледнокожего приятеля.

Но сегодняшний день стал исключением. Все они собрались за круглым столом: солдаты, техники, капитан, радист, биолог и он сам – врач пассажирского флота, занесенный на окраину империи волей глумливого рока.