Мало избранных - Алексей Иванов (2018)

– А какой он, тайник твоего батьки? – спросил у Ремезова Ерофей.

Семён Ульяныч помолчал, размышляя: рассказывать ли?

– Тайник – копань, – наконец выдал он. – Пещера рукодельная.

– Какая пещера в степи? Яма, что ли?

– Не яма. Ход вроде норы в обрыве суходола.

– А не обвалился ли за столько лет?

– Не обвалился, – уверенно ответил Семён Ульяныч.

Он тоже опасался такого поворота дела, но успокаивал себя примером ордынских рудников.

В Тобольск, случалось, приезжали яицкие казаки, и Семён Ульяныч затаскивал их к себе, чтобы под бражку расспросить о Яике: о городках, рыбном багренье и учугах; о кладе Марины Мнишек, утопленном в лодке в омуте; о покинутом остроге острова Кош-Яик; о толстопузом кирпичном кремле в Гурьеве и о лихом Стеньке Разине; о подвигах Ермака, Нечая и Мещеряка; о глинобитной ногайской столице Сарайчик; об острове Камынь во Хвалынском море и явлении митрополита Алексия. И ещё об ордынских рудниках. Рудные поля Общего Сырта простирались в междуречье Яика и Самары. Холмы, равнины и суходолы этой местности были сплошь изрыты древними копями, в которых добывали медь. Всюду горбились отвалы, заросшие дикой вишней, а в ковыле валялись кучи камней, покрытых тонкой и рыхлой накипью зелёного малахита. Недра земли здесь были источены извилистыми ходами: многие сотни ходов на многие и многие сотни сажен. Смельчаки, что решались забраться в безмолвную глубину этих подземелий, встречали там потерянные рудокопами сумки с рудой, сшитые из оленьих шкур, костяные лопаты из бараньих лопаток и рукавицы из кожи с головы лосёнка, у которых большой палец вставлялся в ухо.

Семён Ульяныч не верил, что эти рудники выкопали ордынцы. На шиша им? Больно надо Чингисхану или Батыю рыться в суглинках! Кочевая Орда жила грабежом, а мирными трудами не занималась. Рудники завели какие-то другие народы. И завели задолго до Орды. Целые века эти выработки оставались заброшенными. Однако в степи – великая сушь, и подземные воды не стронули пластов, не обрушили проходов и камор. Копи и ныне были такими же, как в первый день сотворения. И Семён Ульяныч надеялся, что отцовский тайник тоже сохранился в неприкосновенности.

– У покойников в курганах на кожаных ремнях и сейчас узлы развязать можно, – добавил Леонтий, поддерживая отца. – Только размочить немного надо. В тундре всё в земле мерзлота бережёт, а в степи – безводье.

Про узлы на ремнях Леонтию говорил бугровщик Голята.

Онхудай ехал неподалёку от Ремезовых и слушал разговор.

– Ты грабил могилы, – сказал он Леонтию. – Я тебя поймал.

– Я не бугровщик, зайсанг, – ответил Леонтий. – Просто так получилось. Да и тебя самого ведь только золото манило, а вовсе не святотатцы.

Онхудай возмущённо засопел.

– Когда доедем-то? – нетерпеливо спросил Ерофей. – Вечор скоро.

– Да где-то здесь уже, – Семён Ульяныч посмотрел по сторонам. – Пора искать аран Джучи.

– Это что ещё такое?

– Валы из камней. Длинные-длинные, а высотой – по колено.

Каждый аран состоял из трёх-пяти-семи таких валов. Похоже, раньше они были стенами из ничем не скреплённых булыжников и плитняка, но с течением времени стены рассыпались. Откуда взялись в степи эти камни, никто не знал. И никто не знал, для чего эти стены были построены. Араны имели собственные названия: Заяц, Арба, Черепаха, Ворота, Стремя, Таган, Паук. Ремезовы направлялись к арану Лучник. Семён Ульяныч никому не говорил, чтобы его не высмеяли, но считал, что араны Джучи – нечто вроде созвездий, начерченных людьми на лике земли; огромные и таинственные рисунки, сделанные каменными линиями; буквицы неведомого послания. По-настоящему они видны только с неба, только птицам и ангелам. А странные названия аранов – память о том, что здесь нарисовано.

– Джучок этот – он же сын Батыя? – спросил Ерофей.

– Тёмный ты человек, Ерофейка, – ответил Ремезов.

Грозный Батый, покоривший Русь, был сыном Джучи.