– Не знаю, сто́ит ли. – Он лениво чертил большим пальцем круги на внутренней стороне моего запястья. – Кто-то очень рассердится, если ты ударишь меня и я залью кровью постель.

– Ты всегда можешь сам за собой прибрать.

– Получить удар кинжалом, а потом смывать собственную кровь? Есть в этой идее что-то в корне неправильное.

Я дернула руку, но она оставалась пришпиленной к кровати.

– Есть что-то в корне неправильное в том, что ты находишься здесь! Как ты вообще вошел? Я заперла дверь.

– Правда?

– Я… – Я вздохнула. – Ключ. У тебя есть ключ.

– Возможно. – Он наклонил голову. – Ты плакала?

– Что? Нет, – солгала я.

– А почему у тебя глаза опухшие?

– Наверное, потому что я устала. Я спала, а ты меня разбудил.

– Я хотел вернуться раньше… Похоже, я всегда хочу вернуться раньше. – Кажется, он принял мой ответ. – Особенно когда на тебе что-то такое интересное.

Во сне одеяло сползло до пояса, открыв низкий вырез ночной рубашки. По моей шее и груди растекся жар.

– Это была единственная вещь, которую можно было надеть, не считая халата.

– Мне нравится.

Он подвинулся, очевидно, усаживаясь поудобнее, и потрогал бретельку свободной рукой.

– Какие смешные тоненькие бретельки. Они мне нравятся.

Я оттолкнула его руку.

– Отпусти. Я не собираюсь бить тебя кинжалом.

– Как ни странно, я разочарован.

– И это кажется мне очень тревожным знаком.

Кастил заливисто рассмеялся и отпустил мою руку. Я начала двигаться, но он был гораздо быстрее и переместился так, что я оказалась под ним. Тепло его тела прижалось к моей груди, а одна из длинных ног очутилась между моими, всколыхнув все мои чувства. По мне прокатилась волна жара, и я каждым уголком тела ощутила, насколько он близко.

– Что ты делаешь? – возмутилась я.

– Пытаюсь удостовериться, что тебе удобно.

– Лежа на мне?

– Нет. – Я разглядела в темноте усмешку. – Мне просто нравится лежать на тебе.

– А мне нет, – заявила я.

Мое сердце колотилось.

Его грудь потерлась о мою, вызвав во мне бархатный трепет.

– Ложь.

– Нет. – Я поднесла кинжал к его шее. – Правда.

– Помнишь, что было в прошлый раз, когда ты держала кинжал у моего горла? – Кончики его пальцев коснулись моей щеки и опустились ниже, к челюсти. – Я помню.

За его пальцами тянулся след удовольствия.

– То была временная потеря рассудка.

– Мой любимый вид. – Кастил провел пальцами по моему горлу и по ключицам. – Мне правда нравятся эти бретельки.

– А мне правда все равно.

Его пальцы скользнули под бретельку, а рука обхватила мое плечо.

– Ты так мило лжешь.

Я проигнорировала его слова.

– Кастил…

– Но еще милее произносишь мое имя.

Я застонала от досады.

– Ты…

– Изумительный? Обворожительный? Великолепный?

– Крайне раздражающий.

– Но ты до сих пор не пустила в ход кинжал у моей шеи.

– Я стараюсь думать о людях, которым придется прибирать.

– Ты такая заботливая. – Он поиграл бретелькой. – Я говорил тебе, что ты красивая?

– Что? – Я встрепенулась от смены темы.

– Наверное, говорил, но не помню, – продолжал он, осторожно дергая бретельку. – Значит, подумал, что такое нельзя говорить слишком часто. Поппи, ты прекрасна.

Мое глупое, глупое сердце замерло.

– Ты за этим решил разбудить меня среди ночи?

– Ты прекрасна.

Кастил наклонил голову, и я ахнула, ощутив его губы на длинном шраме на щеке. Он поцеловал сначала его, а потом короткий над глазом.

– Обе половины. И ты никогда не должна сомневаться, почему кто-то находит тебя абсолютно, безоговорочно и отвлекающе прекрасной.

Сердце опять замерло, но я это проигнорировала.

– Столько определений.

– Я могу найти еще.

– Нет необходимости, – заверила я. – А теперь, раз уж ты сказал мне это, можешь с меня слезть.