Длинные версты - Владислав Конюшевский (2021)

– Ну, если вы желаете перейти на «ты», то пусть так и будет. Просто интересно, откуда столько экспрессии? Да, я убивал немцев. Но сейчас идет война, поэтому с этой стороны ваши претензии беспочвенны. Что еще может быть? Как вариант – ты шмара ростовского урки Коськи Шмыги. Этого хмыря тоже шлепнул я, поэтому вполне понятна твоя личная неприязнь.

Повернувшись к Лапину, добавил:

– В принципе, тут все ясно. Эта бандитская подстилка от кокса вообще сбрендила и решила мстить за своего любовника. Дело житейское. А за покушение на красного командира ее скорее всего шлепнут по решению ревтребунала. Пойдем, Кузьма. Мне беседы с бывшими проститутками, ставшими воровками, совершенно никуда не уперлись. Брезгую я…

Подследственная, во время моего монолога вытаращившая глаза, увидев, что мы собрались уходить, не выдержала:

– Как вы смеете так говорить? Какая проститутка? Я честная девушка! А вы подлец! Вы убили моего отца и надругались над его телом!

Я возразил:

– Брехня. Не мог Шмыга быть вашим отцом. Молод слишком. И что значит «надругался»? Вы вообще соображаете, что мелете? Может, в вашей уголовной среде и принято трупы иметь, но не надо распространять свои больные фантазии на нормальных людей. Извращенка! Тьфу! Пойдем, комиссар, а то меня от этой калишной шлюхи сейчас вырвет!

Лица у присутствующих, включая охранника от ЧК, выражали полное непонимание ситуации. Благо этот наивный народ держал рот на замке (о чем они и были строжайше предупреждены перед входом), не пытаясь влезть и испортить игру. И тут, наконец, возмущенная совершенно беспочвенными обвинениями деваха поплыла. Со слезами на глазах она выкрикнула:

– Что за нелепость вы несете? Мой отец – подполковник Твердов! Алексей Федорович Твердов! Вы его убили там, в степи, вместе с господином Дроздовским и всем штабом! Но перед этим глумились над ранеными, пытая их и отрезая уши!

Народ несколько офигел от сказанного, а я, вздохнув, опустился на табурет. После чего уже совершенно другим тоном произнес:

– Алексеевна, не надо шуметь. Что-либо доказывать тебе я не стану. То, что подобные мероприятия очень сильно разлагают личный состав, ты могла и не знать. Это вряд ли входит в круг твоих интересов. Но хочу спросить – хоть какие-то зачатки логики у тебя есть? Ведь если допустить, что мы звери, не имеющие тормозов, то даже у зверей есть инстинкт самосохранения. И неужели ты думаешь, что «красное быдло» стало бы так резвиться, зная, что в любую секунду могут появиться многократно превосходящие силы неприятеля? Так даже турки не делают. Поэтому, девочка, думай сама, зачем тебе эту ложь в голову влили…

Отвернувшись от хлопающей глазами дамочки, я почесал начавший обрастать затылок и обратился к комиссару:

– Вообще странная вещь получается. За эту неделю я уже второй раз слышу про то, что чуровцы в том бою как-то не по-человечески себя вели. Но в первый раз просто говорили, что мы уши трупам резали. А сейчас, что над ранеными глумились…

Кузьма задумчиво выдал:

– Ну, пропаганда, она такая вещь… Очернить врага, это в порядке вещей. У беляков с тем же успехом могут сказать, что ты младенцев на завтрак ешь.

Я покачал пальцем:

– Это понятно, но вопрос, у каких именно беляков? Среди деникинцев просто слухи ходили. В которые в основном сами офицеры не верили. И рассказывались они исключительно по пьяному делу, в виде страшилки. А запустить подобную шнягу могли лишь те, кто исключительно по себе меряет и сам не гнушается над пленными издеваться. Угадайте, кто это?

Чекист, отряженный для охраны, напряженно слушающий наш разговор, выдохнул:

– Красновцы, суки! Я разок видал, что казачки с нашими обозниками сотворили. Словно мясники поработали. У нас половина отряда от одного токмо вида замученных обблевалися… С тех пор мы зарок дали – казачню в плен не брать! На месте кончать ентих тварей!

Лапин кивнул в сторону молчащей террористки: