Стена - Марлен Хаусхофер (1963)

В ущелье — сумрачно и сыро, как всегда; ничего не изменилось. Слегка моросило, в ветвях буков застрял туман. Саламандр не видно, спят, должно быть, под мокрыми камнями. Этим летом я ни одной еще не встречала, видела только зеленых и коричневых ящериц в горах. Одну из них как-то раз поймал Тигр и приволок мне. Он привык притаскивать мне любую добычу: огромных кузнечиков, жуков и блестящих мух. Ящерица была первой его крупной удачей. Он с ожиданием глядел на меня, желтые глаза сияли. Пришлось погладить и похвалить его. А что делать? Я не бог ящериц и не кошачий бог тоже. Я сама по себе, и лучше мне не вмешиваться. Иногда не удерживаюсь и пытаюсь изображать провидение: спасаю животное от неминуемой гибели, а позднее все-таки стреляю дичь, когда нужно мясо. Но лес легко справлялся с моими набегами. Подрастала другая косуля, и другое животное гибло. Как нарушителя спокойствия меня можно в расчет не принимать. Крапива будет преспокойно расти у хлева дальше, хоть сто раз ее выполи, и переживет меня. У нее гораздо больше времени. Когда-нибудь меня не станет, некому будет косить лужайку, она зарастет кустами, а потом лес доберется до стены и отвоюет обратно территорию, украденную у него человеком. Порой голова идет кругом и кажется, что лес пустил во мне корни и думает моим мозгом древние, вечные мысли. И лес не хочет, чтобы люди вернулись.

Тогда, во второе лето, дело еще не зашло так далеко. Границы пока соблюдались строго. Когда пишу, мне трудно отделить теперешнее мое «я» от тогдашнего, то самое теперешнее «я», насчет которого я не уверена, не растворяется ли оно в большом «мы». Превращение началось уже в те дни. В этом повинны горные луга. Почти невозможно оставаться обособленным «я» в жужжащей тишине лугов под огромным небом, вести мелкую, слепую, эгоистическую жизнь, не желающую слиться с жизнью великого сообщества. Когда-то я безумно гордилась такой жизнью, но в горах вся она внезапно представилась смешной и жалкой, этаким надутым ничтожеством.