Гром победы - Дмитрий Старицкий (2016)

– Рецкий горец высовывает голову в окно вагона на глухом разъезде и спрашивает: «Что стоим?» Ему с перрона отвечают: «Меняем паровоз». «А на что меняем?» – переспрашивает. «На паровоз», – отвечают. «Я таки не вижу смысла этой коммерции», – чешет он свой белобрысый затылок.

Вахрумка отсмеялся и вытер губы салфеткой.

– Спасибо, Савва, все было вкусно. Давно так не ел.

– Небось все сухомяткой перебивался в этой своей Отогузии?

– Нет. Питался нормально. Из солдатского котла с полевой кухни. У нас отдельного офицерского питания не было в заводе – излишняя роскошь. В горах не так много свободного места и еще меньше топлива. Тем более в таких диких, как отогузские.

– Поел? – спросил я из вежливости. – Тогда пошли на другой конец стола. Я тебе там сюрприз приготовил.

– Что это? – спросил Вахрумка, когда я раскатал перед ним чертеж.

– Звеньевой рельсоукладчик, – пояснил я. – На платформе штабелем лежат готовые звенья рельсов, прикрепленных к шпалам еще на заводе. Над платформой горизонтальный кран, который берет готовую секцию с платформы и выносит ее вперед и опускает на насыпь. Остается только скрепить ее с уже уложенной секцией, проехать по ней и вынести вперед новую готовую секцию.

– Занятно… – протянул Вахрумка. – А где будут монтировать такие звенья?

– У меня же на заводе, – улыбнулся я и поменял тему. – Я слышал, что тебе за горно-отогузскую дорогу дали Имперский крест?

– Я тоже слышал, – криво улыбнулся Вахрумка. – Только не торопятся что-то его мне давать. Звездочку на погон кинули, и все. И вообще… первый раз, что ли, меня к Имперскому кресту представляют?

И пошла опять бесконечная круговерть – совещания, заседания, инспекции по заводам, протокольные мероприятия во дворце. Даже с Вахрумкой виделся редко, хотя жили в одном отеле.

Только я взял уже за правило все воскресенья проводить дома с семьей. Во Втуце, на горном берегу.

Всех дел не переделаешь.

Всех собой не заменишь.

Свою голову никому не приставишь.

Хоть облупитесь, у меня сын растет, а отца не видит.

Меньше стал уделять времени налаженным производствам и больше НИОКРу. На производствах управляющие на то и поставлены, чтобы управлять. Причем это у них даже лучше получается, чем у меня. Все же они специалисты в своем деле. За мной остался только контроль. Больше плановый и финансовый, нежели производственный.

Калуга с каждым днем все сильнее походила на город, а не на гигантскую стройплощадку. Мне как-то положили на стол статистику. Только зарегистрированных жителей, не считая военнопленных, в городе уже восемнадцать тысяч. Из них семейных тысяч пять. И две дюжины борделей на разный вкус и кошелек. Это не считая никем не учтенных индивидуалок.

Отдел регистраций гражданского состояния ратуши уже клянчил увеличения штата и обустройства филиалов в районах. Свадьбы шли потоком.

И еще в городе родился первый его коренной житель. Девочка в рабочей семье с тракторного завода. Ей город (то бишь я, который в это вложился финансово) подарил красивую грамоту в рамке, именную медаль на шею и ключ от нового дома в рабочей слободе. Родители назвали ее Калужей.

Достроили железнодорожный вокзал в три этажа. На третий этаж поселили всю рабочую группу строительства новой горной железной дороги. Штаб Вахрумки, если короче. На втором рассадили местное железнодорожное начальство и управление моей дорожной компании. Первый полностью отдали пассажирам, включая туалеты с водяным сливом, буфеты, круглосуточный ресторан, кассы, залы ожидания по классности вагонов, камеру хранения багажа, фельдшерский и жандармский участки и даже такое нововведение для этого мира, как комната матери и ребенка. Оформлен был первый этаж как дворец – подземный дворец московского метро эпохи Сталина. Уж чего-чего, а красивого камня в наших горах много. Да и долговечный он.