Стальная империя - Сергей Васильев (2021)

(*) Логистика — древнегреческое слово, что означает «счётное искусство». Впервые употреблено в трактатах по военному искусству византийского императора Льва VI. В русский язык термин «логистика» ввёл в начале XIX века французский военный специалист Антуан Жомини.

Цзиньчжоу

Пуля врезалась в тёплый труп лошади с противным шлепком, как будто кто-то с размаху наступил сапогом на жабу. Вторая высекла каменные брызги с пологого валуна и с противным визгом улетела в темнеющее зимнее небо. Прапорщик смачно выругался и спрятался за импровизированное укрытие, выпростал руку из полушубка и с тоской поглядел на набухающий кровью рукав новенького, еще не обношенного мундира.

-Нет, Тимофей Егорыч, никуда они не ушли, здесь нас ждут. Наверняка уже послали за подмогой. Дождутся, навалятся гуртом и пиши пропало.

Вахмистр (*), с усами Тараса Бульбы и абсолютно не вяжущимся с ними ястребиным носом, глубже надвинул папаху на глаза, чтобы не выдавать сквозившее в них отчаяние, пробежался взглядом по лысому склону утёса. Скрипнул зубами от безысходности, оттянул затвор карабина, проверяя наличие патрона в патроннике.

-Ничего, Стёпушка, — обратился он не по уставному к юному офицеру, — мы ещё повоюем.

- Дядя Тимофей, — не стал чиниться прапорщик, — куда тут воевать с двумя винтарями против пяти? Да и не было у меня приказа Бородино устраивать. Надоть было тихо забрать у нашего человека из Пекина и быстро доставить в штаб… Видать, очень ценные эти бумажки, раз они, как клещ, в нас вцепились….

Разведчики замолчали, прислушиваясь. Преследователи тоже затаились, и только начинающаяся позёмка посвистывала среди беспорядочно наваленных на склоне каменюк.

-Слышь, дядька Тимофей, — сглотнув ставшую вязкой слюну, прошептал офицер, — мы знаем что их пока пятеро… И они тоже знают, — зло мотнул он головой в сторону подножия сопки, — что мы вдвоем. Они думают, что загнали нас на верхотуру и сейчас наверняка рассредоточились по склону, чтобы мы в темноте не просклизнули… С другой стороны — обрыв. Наверняка думают, что туда-то мы точно не сунемся, да и нет у них сил нас по кругу обложить. А я прикинул, там ведь не больше пяти саженей будет. Ты вот что: режь сбрую наших саврасок, вяжи понадежней, хватай мою сумку и тихонечко спускайся, а я тут пошумлю, чтобы они на тебя не отвлекались.

Глаза вахмистра сверкнули из-под папахи недобрым светом.

- Ты что это удумал, бисово отродье? — прошипел он, насквозь прожигая прапорщика взглядом, — как я без тебя вернусь? Куда? В станицу как покажусь? Как мамке твоей в глаза посмотрю? Мне ж не только твоё начальство, мне ж весь круг наказал — беречь тебя, как зеницу ока. Один ты у нас такой головастый… И в университете своём, и языкам басурманским обученный, и первый столичный офицер в нашем роду с аксельбантами. Не-е-е, даже не проси, я на такое несогласный!…

- А ну-ка вахмистр, смирно! — в шёпоте прапорщика прорезались стальные нотки. — Приказ в штабе слышал? Найти и доставить! Приказа умирать не было! Вот бери и доставляй!

С силой пихнув в руки казака переметную сумку, прапорщик отвернулся, чтобы дядька не увидел в его глазах блеснувшую слезу. Несколько раз сглотнул, успокаиваясь, и уже другим, просительным тоном повторил, не глядя на тяжело дышащего в спину вахмистра: