Маленькая, но весьма примечательная деталь — в Российской Империи испокон веков существовала идиотская практика: схожие орудия во флоте и береговой обороне имели де-факто разные параметры и разные, несовместимые друг с другом снаряды и заряды. Не к ночи упомянутая 10-дюймовка — яркий тому пример. Впрочем, и 6-дюймовки Канэ де-факто были разными: флот использовал раздельное заряжание с укороченной гильзой, а береговая оборона — унитары. В результате флот и береговые батареи не могли использовать снаряды друг друга. Да что там пушки! На боевых кораблях существовало одновременно двадцать три различных типа башен и барбетов! Плюс пять разных систем станков для орудий, располагающихся в казематах и на палубах. И вот в 1901 году царственной рукой коллективу МТК был вставлен надлежащий фитиль, и разнобой в оснащении кораблей был прекращен. Под стандарт 9.4дм/48 будут переведены и легкие, и тяжелые орудия, а башни и барбеты станут унифицированы и взаимозаменяемы. Столь существенные изменения не избежали пристального внимания наших заклятых друзей и, чтобы удовлетворить их любопытство, разведка трезвонила по своим каналам, вливала в уши потенциального противника, что всё происходящее — от нищеты, в том числе и переход на 9.4 дюймовые оригинальные немецкие пушки с хреновой баллистикой и слабым 140-килограммовым снарядом. Оттого и уцепились за “никчемные “Виттельсбахи”, оттого и “калечат” сейчас все свои десятидюймовки, стоящие на вооружении…

-Лев Николаевич, пора!

-Григорий Павлович, пойдёмте к орудиям!

-Дорогой граф, я просто вынужден буду ограничить ваши дальнейшие передвижения ввиду того, что вы стали носителем особо секретной информации.

- Да я, Григорий Павлович, пока Шухов с Поповым на горе Муравьёва-Амурского свою башню не поднимут, и сам никуда не уеду…

- И когда с помощью вашей башни мы сможем связаться по беспроволочному телеграфу с Петербургом? —

- Вы не умеете хитрить, дорогой адмирал! Мы оба знаем, что беспроволочный телеграф нам нужен а первую очередь для связи совсем с другими местами…(*)

***

Лев Толстой и Григорий Чухнин познакомились этим летом, но как-то удивительно быстро сблизились, несмотря на абсолютно противоположные характеры. Может быть, взыскательный писатель оценил живопись Григория Павловича — тот прекрасно рисовал тушью и акварелью. Или Толстому, который сам никогда не был белоручкой, импонировал адмирал, не стесняющийся лезть в машинное отделение и ковыряться в котлах, проверяя работу механиков. Но скорее всего, эти два человека просто узнали друг в друге перфекционистов, профессионально не щадящих ни себя, ни других. Писатель и адмирал в доведении своей работы до логического совершенства были поистине родственными душами.

Толстой привез во Владивосток гальванеров и механиков, работающих в конструкторских бюро под его “монастырским”патронажем, и носился с ними, как курица-наседка с цыплятами. Чухнин, не меньше писателя заинтересованный в создании условий для работы специалистов, устанавливающих и настраивающих оборудование для береговых батарей, всех встретил, разместил, успокоил, заверил в своей поддержке, пригласил разделить трапезу и за ужином спросил всемирную знаменитость, как он дошёл до жизни такой?