Человек из дома напротив - Елена Михалкова (2019)

Бабкин отбежал за беседку и стал пристально наблюдать, не пошевелится ли где-нибудь штора.

Десять минут спустя он, не скрываясь, вышел из своего укрытия. Позвонил в дверь, смахнул ногой листья, налетевшие на крыльцо, и пробормотал:

– Надеюсь, с соседями повезет больше.

Кастор

1

Человек в неброской куртке шел по теневой стороне улицы. На глаза ему попалась аптека, он поднялся по ступенькам, примеряя беззаботное выражение лица, но в последний момент, уже взявшись за дверную ручку, передумал. Камеры. Везде камеры. Прежде он был очень острожен, но это не означает, что можно расслабиться.

Жаль, не повезло с троллейбусом. Неплохая была затея, хоть на первый взгляд и рискованная. Однако в юности он пару раз на спор вытаскивал кошельки и отчего-то был уверен, что и сейчас все получится. Пропустить два полупустых троллейбуса, дождаться третьего, в котором толпятся пассажиры. По чужим карманам много не насобираешь, но много ему и не требуется.

Все испортила курица с зонтом. Зачем-то ей потребовалось вытащить его из пакета в ту самую минуту, когда он подобрался к жирному потному карасю в расстегнутой куртке. У таких карасей всегда распиханы по карманам кое-какие деньги. Несильно толкнуть его, выходя, – и вот уже в ладони шуршат две-три пятисотенных.

Но когда он был в шаге от жирдяя, раздался громкий щелчок. В щеку что-то ударило. Первая его мысль была: «Выследили!», – и он рефлекторно дернулся, хватаясь за нож, но вокруг недовольно зашумели, старческий голос воззвал к чьей-то совести, и стало ясно, что, разумеется, никто в него не стрелял.

Курица пыталась сложить цветастый зонтик, огрызаясь на всех подряд. Он провел ладонью по щеке и увидел кровь.

– Да вы человека оцарапали!

– Ничего-ничего, мне уже выходить, – невпопад ответил он и успел выскочить до того, как захлопнулись двери.

Царапина на щеке – паршиво: лишняя примета. Пытаясь поймать свое отражение в окне отъезжающего троллейбуса, он дважды столкнулся с людьми и выругался сквозь зубы. Кровь текла, но взглядов на себе он больше не ловил. Это Москва, детка. Себе дороже таращиться на незнакомцев.

Однако надо бы оценить ущерб. Он отошел подальше, ища подходящую витрину магазина. Все заставлено рекламными щитами… Черт бы побрал дуру с зонтиком! Солнце светит ярче, чем весной, листья сверкают на ветру. Впору было бы углядеть в ее поступке чей-то замысел, но он помнил железное правило: не стоит приписывать умыслу то, что можно объяснить глупостью.

Да и кто попытался бы остановить его таким хитроумным способом?

Разве что тот, кого он ищет.

Человек, который стоит за всем. Организатор, мозг, невидимка, неожиданно возникающий за спиной, и нужно успеть оглянуться на долю секунды раньше, чем он сгустится из мрака.

Что ему известно о кукловоде? Ничего. Кроме того, что тот – причина крушения его жизни.

Он ненавидел слово «соболезнования». В нем лезущие в лицо соболя: хищные оскалы, стеклянные глазки, воротники с сушеными лапками. Тогда, на кладбище, соболя подобрались к нему, и он не мог выдавить ни слова в ответ на сочувственные фразы: казалось, стоит открыть рот – и кровь хлынет горлом.

Но потом ему удалось выбраться из-под груды душных тушек. Он отыскал пешек и смел с доски одну за другой. Эмиль Осин валялся в котловане с проломленной головой, Боря Лобан, слепо глядя в никуда, опускался на песчаное дно, Артема Матусевича давно забросали землей, Любки Сенцовой больше нет.

Остался главный.

Купив у торговцев шаурмой лепешку с мясом, Кастор съел ее на скамейке в ближайшем парке. Ему так и не удалось разглядеть царапину. Он залепил ее бумажной салфеткой. Вскоре кровь перестала течь, и он успокоился.