Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

Сэмуси проворно обернулся на грохот, сунул руку за пазуху, но увидел, что ничего угрожающего не происходит. Рядом не было ни души. Должно быть, возчик с вечера оставил свой товар неподалеку от рынка, а сам засел в какой-нибудь близлежащей харчевне, где можно и подкрепиться и переночевать. А курума у него старая, ветхая, возьми да и сломайся.

С минуту Горбун стоял на месте, вертел головой во все стороны. Наконец, успокоился, зашагал дальше.

На той стороне мостика – Масе было видно – возникла серая тень. Ступила в черную лужу, да и застряла.

Еще бы! Смолу Маса покупал лично. Выбрал самую паршивую, пожиже, а уж липкая – не отклеишься.

Блеснул отсвет – это, надо думать, прилипший агент просигналил своим. Возникли еще три тени. Мечутся на берегу, а что делать не знают. Один было сунулся и тоже прилип насмерть.

Вот Сэмуси оглянулся, полюбовался картиной, пожал плечами, да и пошел себе дальше. Ему-то что. Знает, наверное, что и впереди агенты есть.

Когда Горбун подошел к самой реке, Маса зарычал и выкатился ему навстречу. В руке держал вакидзаси, короткий меч, и размахивал им так, что любо-дорого было посмотреть, как сверкал клинок в свете фонаря.

– За Тёбэй-гуми! – крикнул Маса, но не слишком громко: чтоб Сэмуси услышал, а прилипшие полицейские нет. – Узнал, Горбатый? Конец тебе!

Нарочно выскочил раньше, чем следовало, если б хотел в самом деле зарезать гада.

Сэмуси успел и шарахнуться, и вытащить револьвер, подлое оружие трусов. Но Маса револьвера не испугался – знал, что главный полицейский агент, ловкий человек, еще позавчера тайком подточил курок.

Горбун щелкнул раз, щелкнул другой, а в третий раз щелкать не стал, развернулся и пустился наутек. Сначала назад, к маленькому мосту. Потом сообразил, что увязнет в смоле и агенты не спасут, дернулся вправо, куда и следовало.

Маса его догнал и для пущего страху рубанул по руке, повыше локтя – самым кончиком. Горбун вскрикнул, отпрыгнул в сторону и уж больше не сомневался, дунул через пустырь, в темноту. Пустырь был большой, тянулся до самой Тобэмуры, где казнят преступников и после на шестах выставляют их отрубленные головы. Раньше, в бытность Барсуком, Маса был уверен, что рано или поздно тоже не минует Тобэмуры, будет пялиться сверху мертвыми глазами, пугать прохожих. Теперь-то уж вряд ли. Голове Сибаты Масахиро, вассала господина Фандорина, на шесте делать нечего.

Пару раз он рассек воздух у самого затылка Сэмуси, а потом споткнулся, растянулся на земле. Нарочно заругался, будто здорово ногу ушиб. И теперь побежал уже медленнее, прихрамывая.

Кричал:

– Стой! Стой, трус! Всё равно не уйдешь!

Но Горбуну уже должно было стать ясно, что уйдет – причем не только от незадачливого мстителя, но и от агентов йокогамской полиции. Для того и место такое выбрано: на пустыре далеко видать, бежит сзади кто или нет.

Прокричав последнее, беспомощное:

– Ничего, в следующий раз я тебя прикончу! – Маса остановился.

Пустырь хоть и длинный, но деться с него Горбуну некуда, потому что справа река, а слева канал. На дальнем же конце, где мост к Тобэмуре, в кустах сидит Сирота-сан. Он, конечно, человек ученый, но в таких делах опыта не имеет. Нужно ему помочь.

Маса вытер рукавом пот, побежал к берегу Ёсидагавы. Там стояла лодка. Несколько взмахов шеста – и ты уже на той стороне. Если припустить со всех ног, то поспеешь как раз вовремя, это короче, чем через пустырь. Ну а припозднишься – на то там Сирота-сан. Покажет, куда повернул Сэмуси.

Нос лодки взрезал маслянистую, черную воду. Маса отталкивался шестом от упругого дна и приговаривал: «Ии-дзя-най-ка! Ии-дзя-най-ка!».

Фандоринскому камердинеру было очень весело. Золотая голова у господина. Ему бы в якудзу – большую карьеру мог бы сделать.

Ах, до чего ж потешно барахтались в смоле полицейские!

* * *

Дождь закончился, на небе проступила россыпь звезд, с каждой минутой делаясь всё ярче и ярче.