Алмазная колесница - Борис Акунин (2012)

Отчего О-Юми-сан выбрала красноволосого англичанина, понятно: тот гораздо богаче, у него большой красивый дом, и слуг восемь, а не один. Господин ужасно страдал от ревности, и, глядя на него, Маса тоже весь извелся. Даже стал подумывать, не убить ли негодную? Конечно, господин опечалится, но все же это лучше, чем губить свою печень, ежеминутно представляя себе, как любимая извивается в объятьях другого.

Но вот случилось чудо, и злые чары рассеялись. Маса сразу это увидел. То ли благодаря доброму богу Хотэю, то ли по какой иной причине, но господин исцелился. Его глаза светились уверенностью, уголки рта больше не загибались книзу.

– Маса, большое дело, – сказал он по-японски, сильным голосом. – Очень большое. Помогать, хорошо?

Из кареты тощим задом вперед вылез какой-то человечек в мятом, запачканном сюртуке, развернулся и чуть не упал – так его качнуло.

Судя по горбоносой физиономии, холеной коже, изящным ручкам – из аристократов.

– Он… жить… дом, – сказал господин, нетерпеливо щелкая пальцами, потому что не сразу мог вспомнить нужные слова.

Значит, гость, понял Маса и вежливо поклонился незнакомцу. Тот икнул и снова пошатнулся. То ли больной, то ли пьяный – не поймешь.

Вошли в дом, причем господин ступал как-то боком, словно загораживая своего гостя от окон Грязного Человека.

Господин прошелся по коридору, немного подумал и показал:

– Там. Он жить там.

Маса хотел объяснить, что там жить нельзя, это кладовка. В ней чемоданы, мешок с рисом, банки с маринованной редькой и корнем имбиря, но господин слушать не стал.

– Сутеретти, сутеретти, – дважды повторил он непонятное слово. Потом, пробормотав «Тёруто!» (это слово Маса знал, оно значило «тикусё!»), принес из кабинета словарь и перевел. – Стеречь. Ты он стеречь. Понимать?

– Понимать, – кивнул Маса.

Так бы сразу и сказал. Схватил горбоносого за шиворот, затолкал в кладовку. Тот жалобно захныкал, обессиленно сел на пол.

– Вежливо, – строго приказал господин, снова воспользовавшись словарем. – Стеречь. Строго. Однако вежливо.

Вежливо так вежливо. Маса принес из своей комнаты тюфяк, подушку, одеяло.

Сказал пленнику:

– Прошу вас устраиваться поудобнее.

Аристократ плаксиво попросил о чем-то господина по-английски. Маса узнал только знакомое слово «пуриидз».

Тяжело вздохнув, господин достал из кармана коробочку, где лежали крошечные бутылочки с какой-то жидкостью и шприц, вроде тех, какими прививают оспу. Отдал коробочку плаксе и запер дверь кладовки.

– Смотреть. Стеречь. Строго. Вежливо, – повторил он, зачем-то покачав направленным вверх указательным пальцем.

Повернулся, чуть не бегом выскочил из квартиры.

Сел в карету. Уехал.

Первую минуту Эраст Петрович по инерции еще думал о посаженном в кладовку свидетеле. На Масу можно положиться. Не отойдет от двери и никого не подпустит. Черт знает, что слуга обо всем этом думает. К сожалению, не объяснишь – слов не хватит.

Число бед, за которые предстояло держать ответ, у титулярного советника увеличивалось не по дням, а по часам. Мало ему было ночного вторжения в обитель японского правопорядка, мало гибели начальника полиции, теперь к этому прибавилось сокрытие постороннего лица на территории консульства без ведома начальства. О спрятанном князе говорить нельзя никому – ни Доронину, ни Сироте. Во всяком случае, пока.

Однако, если это самоуправство еще можно было как-то сохранить в тайне, то акция, которую титулярный советник намеревался предпринять далее, должна была неминуемо привести к громкому скандалу.

Странно, но Эраста Петровича сейчас это совершенно не волновало.