Тень ночи - Дебора Харкнесс (2018)

Он встретил нас в Дувре, затем реквизировал лодку в Саутварке, и мы поплыли вверх по Темзе.

– Бог умеет показать характер. Вот только денег на устранение последствий забывает подкинуть.

– И королева тоже не торопится раскошеливаться, – заметил Мэтью.

Он разглядывал причалы и верфи. Правая рука лежала на эфесе меча.

Я и представить себе не могла, что прежний собор Святого Павла окажется таким внушительным. Я ущипнула себя за руку. Этим самоистязанием я занималась с того момента, как увидела Тауэр (без окружающих его небоскребов он выглядел просто громадиной) и Лондонский мост (тот представлял собой скопище лавок над Темзой). Когда мы переместились в прошлое, его краски и звуки не раз восхищали и изумляли меня, но панорама Лондона заворожила с первых мгновений.

– Ты уверен, что не хочешь сначала заглянуть во дворец?

Пока мы плыли, Галлоглас нам все уши прожужжал, превознося мудрость такого шага.

– Мы отправляемся в Блэкфрайерс, – твердо ответил Мэтью. – Остальное подождет.

Его ответ не убедил Галлогласа, но он послушно продолжал грести, пока мы не достигли западной границы старого города, обнесенного стенами. Там мы остановились возле причала, от которого вверх тянулась крутая каменная лестница. Ее нижнее ступени скрывались под водой. Я оглядела стены. Судя по всему, во время прилива Темза затопляла всю лестницу. Галлоглас бросил веревку какому-то коренастому, мускулистому человеку. Тот с жаром принялся его благодарить за то, что лодка вернулась в целости и сохранности. Оказывается, это был владелец реквизированной лодки.

– Галлоглас, смотрю, вам нравится путешествовать исключительно в чужих лодках. Может, Мэтью на Рождество сделает вам подарок и у вас появится своя, – сухо пошутила я.

Наше возвращение в Англию – и старый календарь – означало, что Рождество мы отпразднуем дважды.

– И я лишусь одного из немногих своих развлечений? – блеснул зубами Галлоглас.

Он поблагодарил владельца лодки, добавив к словам монету, величина и вес которой сразу изменили настроение бедняги. Беспокойство сменилось радостью от неожиданного заработка.

Миновав арку причала, мы вышли на Уотер-лейн: узкую кривую улочку, плотно застроенную домами и лавками. Здесь каждый последующий этаж выступал над предыдущим, отчего дом напоминал комод с выдвинутыми верхними ящиками. Впечатление усиливалось за счет белья, ковров и других предметов, свешивающихся из окон. Все стремились воспользоваться сухой и ясной погодой, чтобы проветрить жилища и пожитки.

Мэтью шел слева, крепко держа меня за руку. Галлоглас шагал справа. Я впитывала лондонские краски и звуки. В одежде преобладали сочные красные, зеленые, коричневые и серые оттенки. Люди не неслись, как в знакомом мне Лондоне, а шли неторопливо, покачивая плечами и бедрами. Проезжающие повозки заставляли их прижиматься к стенам домов. Многие мужчины были при оружии, задевая ножнами женские подолы и полы плащей. Такую же сумятицу производили разносчики. Стучали молотки, ржали лошади, вдалеке мычала корова, слышался скрежет металла о камень. И каждый звук требовал, чтобы я слушала только его. А глаза разбегались от обилия вывесок с изображением ангелов, черепов, рабочих инструментов, ярко раскрашенных человечков и мифологических фигур. По большей части они были нарисованы на досках, а доски крепились на ржавых цепях. Ветер, дувший с реки, раскачивал вывески, заставляя цепи жалобно скрипеть.

Вывеска, возле которой мы остановились, тоже была нарисована на доске и за счет скоб держалась на железном штыре, раскачиваясь взад-вперед. На вывеске был изображен белый олень с изящными рогами. Рога венчал золотой обруч.

– Ну вот и пришли, – сказал Мэтью. – Место это называется «Олень и корона».